Табличка VII
Папирус из Мемфиса. Прерванный разговор. Куда пропадают свидетельницы? Опять чёрная борода! Главк приглашает на морскую прогулку. Неожиданное решение Арбака. Кочерга как средство убеждения. Гладиатор на нашей стороне.
Папирус из Мемфиса. Прерванный разговор. Куда пропадают свидетельницы? Опять чёрная борода! Главк приглашает на морскую прогулку. Неожиданное решение Арбака. Кочерга как средство убеждения. Гладиатор на нашей стороне.
читать дальше Вернувшись в храм, мы застали Арбака в трапезной за несколько неожиданным занятием. Стоя у стола, жрец перебирал содержимое увесистого сундучка.
— Вещи Калена, — пояснил он. — Не мешает всё-таки проверить, на что ещё, кроме моего парадного одеяния, он успел наложить лапу.
— Суета сует, — ворчливо вздохнул Олинф. — Похоже, ты недооцениваешь то, что при виде Калена в твоём наряде мы собрались оплакивать тебя.
— Отчего же, я польщён, что не все христиане Помпей желают мне провалиться в преисподнюю, — съязвил Арбак, извлекая из сундучка очередную находку. На свет появился свиток папируса, изрядно обтрёпанный по краям и перевязанный цветным шнурком.
— Похоже, это из храмовой библиотеки, — заметил жрец и, развернув папирус, поднёс его к свету. — «Много есть свидетельств о чудовище храма Изиды…»
— Так вот она, легенда! — воскликнул я. — Не понимаю только, зачем Кален прятал её у себя. Пусть Нидии свиток без надобности, но нам-то его показать он вполне мог!
— Значит, были причины, — Олинф заглянул в рукопись через плечо Арбака. — Это ведь греческий?
— Вот тут как раз ничего странного, — отозвался тот. — При нынешних порядках в Египте немного осталось знатоков нашей исконной письменности. Будь легенда записана иероглифами, я первый заподозрил бы подделку.
— Если позволишь, я бы оставил эту любопытную находку у себя на ночь, — предложил Олинф. — Быть может, мы ещё что-то из неё выжмем.
— Не помешало бы, — согласился Арбак. — Хотя меня больше тревожит то, что… что случилось сегодня вечером. — Он говорил уклончиво, но по его лицу скользнула тень, наводящая на мысль о страхе. — Ответьте мне прямо — что вы видели у храма перед тем, как нашли Калена?
— Я помню только вспышку, — признался я. — Что-то синее, слепящее… и оно очень быстро исчезло.
— А я видел тень, — продолжал Арбак, глядя куда-то сквозь нас, — очертаниями действительно похожую на зверя с острыми ушами. Слово в слово, как в легенде.
— Но ведь живые существа не светятся в темноте! — взволнованно заметил я. — Во всяком случае, звери…
— Да, это действительно загадка, — согласился Олинф. — Хотя запросто может оказаться, что ответ, как обычно и случается, лежит на поверхности. Но сейчас не самое подходящее время для заковыристых вопросов — мы все устали и натерпелись страху. Вернёмся к нашему делу завтра с утра.
Поручив прислужникам устроить Олинфа на ночь, Арбак удалился к себе (по-моему, без большой охоты). Когда мы остались одни, мой наставник снова погрузился в изучение свитка. Сначала я думал, будто он собрался освежить в памяти легенду, но вскоре сообразил, что его интересует не содержание, а сам папирус: он то подносил его к самым глазам, то поворачивал так и сяк, чтобы свет падал удобнее, и даже поскрёб его ногтем.
— Погляди-ка, Антоний! — окликнул он наконец. — Тебе ничего не кажется странным в этих письменах?
— Ничего, — недоумённо протянул я. — Хороший почерк, разборчивый, и чернила очень яркие. Недешёвые, должно быть…
— Вот! — торжествующе заключил Олинф. — Может, ты пока сам не понимаешь, в чём суть, но это придёт с опытом — зато глаза у тебя уже учатся замечать главное. А теперь взгляни, как выцвел и обтрепался сам свиток, и подумай хорошенько: если уж время с ним так нелюбезно обошлось — почему оно пощадило письмена?
— Такого не бывает, — согласился я. — Разве только кто-то писал свежими чернилами по старому папирусу, но зачем?
— Вот именно, зачем? — повторил Олинф. — Сдаётся мне, мы упустили кое-что важное, что случилось ещё до первого нападения. Впрочем… не забивай себе голову. Отдохни, наберись сил — завтра они нам точно понадобятся. А я посижу в саду. Сегодняшняя ночь в самый раз для размышлений.
Только теперь я в полной мере почувствовал, каким насыщенным выдался день. Усталость навалилась на меня, почти как Олинф на Арбака в то утро на набережной. По пути в комнату я уже ни о чём не мог думать, кроме мягкой постели, но стоило мне перешагнуть порог, как сон вдруг разом слетел с меня. На моём ложе в полной темноте сидела Иона.
— Ты здесь? — встревожился я. — Почему ты не ушла домой?
— Мне нужно поговорить с тобой, — Иона прислушалась и жестом поманила меня к себе. — Вернее, с тобой и с Олинфом. И, наверное, не здесь, — она явно волновалась, с трудом подбирая слова. — Как же я заблуждалась насчёт этого места… Я не слишком хорошо представляю, в чём суть твоей новой веры, Антоний, но лучше уж держись за неё, хоть она и опасна. Не стоит тебе задерживаться в храме Изиды.
— Сначала Арбак, теперь я? Ты что же это надумала, сестрёнка? Выжить нас из храма и стать единственной верховной жрицей?
Я попытался обратить всё в шутку, чтобы подбодрить её, но Иона в ответ даже не улыбнулась.
— Тогда не будем терять времени, — предложил я. — Олинф ещё здесь — если хочешь, пойдём вместе к нему в сад…
— Не надо сейчас, — мягко возразила Иона. — Прости, у меня в голове всё перемешалось. Я помолюсь одна… может, Изида наставит меня на верный путь. Она же не в ответе…
— За что? — не понял я, но сестра вместо ответа только обняла меня и выскользнула за дверь. Я в растерянности глядел ей вслед. Может, всё-таки пойти сказать Олинфу? Уж Ионе его бояться нечего, хоть он и упоминал недавно какое-то «крайнее средство». Жаль, что Главк ушёл домой — втроём мы бы непременно достучались до неё. А в самом деле, с каких пор они вдруг поладили? Ещё неделю назад Иона сердилась на него из-за подаренной раковины… Что же её переубедило? Но тут усталость окончательно одолела меня, и я впервые после возвращения в храм уснул крепким и глубоким сном, стоило моей голове коснуться подушки.
Спустившись наутро во двор, я обнаружил там Олинфа, мирно спящего на террасе в тени навеса. Однако, заслышав мои шаги, он тут же открыл глаза, потянулся и бросил на меня довольный взгляд из-под лохматых бровей. Я сразу понял: ночь для него оказалась плодотворной.
— Доброе утро, Антоний! А я, как видишь, не добрался до постели — слишком устал. Мне пришлось кое-куда прогуляться и как следует поломать голову, но дело того стоило! Ещё одной загадкой стало меньше.
— Ты что-то узнал? — оживился я.
— Потерпи, всему своё время, — Олинф усмехнулся в бороду. — Я расставляю сети на хозяина нашего зубастого чудища, и скоро уже придёт пора их затянуть. Но сперва потолкуем с Юлией, причём начистоту. Может, это не по-божески, но придётся ей открыть глаза, чтобы она прекратила запираться!
— Значит, она заодно со своим отцом? — догадался я, припомнив рассказ жреца. — Ведь это Диомед прислал приглашение в такой неурочный час, чтобы Арбак вышел один на площадь!
— А разве я говорил о Диомеде? — глаза моего наставника хитро блеснули. — Ну-ка, вспомни, чему я тебя учил! Кто же шьёт паруса, когда под рукой нет холста?
Однако ни Олинф, ни тем более я и представить себе не могли, что ожидает нас вместо разговора с Юлией. Подойдя к дому Диомеда, мы ещё издали с удивлением заметили, что он похож на разворошённый муравейник: двери были распахнуты настежь, ворота скрипели и хлопали, будто на ветру. В атриуме нам под ноги кинулась всполошённая коротколапая псина, а следом выскочил и сам хозяин, который, похоже, толком ещё не понимал, напуган он или возмущён.
— А-а, пожаловал! — завопил он, тыча в меня пальцем. — Жрец Изиды, тоже мне! Да тебе место на арене! Довольно изворачиваться — признавайся, где моя дочь?!
— Как, Юлия пропала? — опешил я.
— Вот только не притворяйся, будто ничего не знаешь! — продолжал бушевать толстяк. — Никто посторонний после тебя к ней не приходил! Выкладывай без утайки, что ты ей наговорил!
— Потише, почтенный Диомед, — густой бас Олинфа с лёгкостью заглушил негодующее кудахтанье хозяина дома. — Чем возводить напраслину на моего друга, рассказал бы толком, что у тебя стряслось.
— Начинается! — Диомед воздел руки к небу. — Ещё и поручитель объявился — главный на все Помпеи возмутитель спокойствия! Вот ответь мне, — продолжал он, ухватив Олинфа за локоть, — что я, по-твоему, должен думать, если вчера этот скромник приходил к Юлии, а мне ничего не сказал! Если бы рабыня не проболталась, я бы так и не узнал!
— В самом деле, странно, — кивнул Олинф. — Только я ни за что не поверю, что в таком гостеприимном доме, как твой, за два дня побывал один лишь Антоний.
— Нет, конечно, заходил ещё Клодий, — живо подтвердил Диомед, — он у нас частый гость, но его можно не считать. Сам подумай, разве моя дочь пошла бы за этим шалопаем с пустым кошельком? У него только и денег-то, что у Главка в кости выигрывает. Одно слово — поэт! Да что там, я вчера заглянул к нему, так он даже вина мне предложить не смог. Говорит, последние шесть амфор с друзьями распил.
— Так ты вчера был у Клодия? А как же тогда… — тут я осёкся, ибо мой наставник незаметно, но решительно наступил мне на ногу. К счастью, Диомед, поглощённый собственными переживаниями, ничего не заметил.
— Вот именно, — зачастил он, — и вернулся поздно, когда Юлия уже погасила свет. А утром Лукреция заходит к ней — а в комнате уже ни души! Постель не расстелена, наряды и украшения на месте, кроме плаща и маленькой шкатулки. Да чтобы моя дочь вышла из дома пешком и в чём была — скорее уж извержение случится! Ох, бедная Лукреция, она всё утро пьёт маковый настой!.. — он сокрушённо затряс головой.
— Причитаниями делу не поможешь, — веско прервал Олинф. — Позволь нам лучше осмотреть покои Юлии. Кто знает, может, ещё не поздно напасть на след.
По-прежнему недоверчиво косясь в мою сторону, Диомед провёл нас в перистиль и распахнул одну из дверей. За ней находилась просторная, богато обставленная комната без окон; вышитый занавес прикрывал вход в смежную с ней спальню. Вся обстановка наводила на мысль о том, что хозяйка ушла отсюда в большой спешке и, возможно, даже не по своей воле. На столике и вокруг него в беспорядке были разбросаны гребни, ленты, коробочки с притираниями и какие-то свитки. Здесь же на полу валялись сандалии, а со спинки кресла свисал узорный шарф. Олинфа, впрочем, не заинтересовали девичьи уборы: приглядевшись, он отодвинул столик, наклонился и поднял с пола что-то, больше всего похожее на изрядный клок тёмных кудрявых волос.
— Вот так находка! — он даже присвистнул. — Ручаюсь, Антоний, ты её тоже узнал — ведь тебе довелось ближе всех нас разглядеть её тем утром в гавани.
— О господи! — охнул я. — Да это же… накладная борода! Значит, Юлию похитил тот самый стрелок? Он и есть хозяин чудовища, который злоумышляет против Арбака?
— Чш-ш, — Олинф предостерегающе поднёс палец к губам и кивнул на дверь. — Не будем пугать Диомеда, он и без нас себя накрутил.
— Думаешь, Юлии грозит опасность? — ещё больше встревожился я. — В самом деле, если она сорвала бороду с лица похитителя и узнала его… ведь он мог её и вовсе…!
— Вот о худшем как раз можешь не беспокоиться, — Олинф похлопал меня по плечу. — Я бы на твоём месте вспомнил про плащ и шкатулку.
— Ага, кажется, понял… она сама убежала, не дожидаясь встречи со злодеем! Но зачем он тогда оставил здесь бороду?
— Она убежала, он оставил… — мой наставник, похоже, уже углубился в какие-то размышления. — М-да… не ожидал, конечно. Что ж, придётся вернуться в храм и побеседовать с Ионой.
— Она и сама хотела с нами поговорить, — вспомнил я. — Ещё вчера ночью. Но потом раздумала и попросила меня повременить до утра.
— Что ж ты сразу не сказал? — Олинф неожиданно нахмурился. — Пошли скорее! Боюсь, как бы на этот раз дело не оказалось куда серьёзней.
Я и раньше замечал за моим учителем одну досадную особенность: если готовилось что-то важное, он становился неразговорчивым и свои мысли до последнего старался держать при себе, не отвечая ни на какие вопросы. Всю дорогу от дома Диомеда до храма Изиды он не проронил ни слова, лишь порой что-то бурчал под нос, пощипывая бороду.
На крыльце мы столкнулись с Арбаком, который в нетерпении прохаживался между колоннами.
— Ты сегодня нигде не видел Иону? — с беспокойством спросил он. — Вот-вот начнётся богослужение, я без Калена и так словно без рук, а теперь ещё и она куда-то подевалась!
— Не видел, — удивился я. — Может, она дома? Любому бы стало не по себе после вчерашнего случая.
— Я уже посылал за ней Петра, — возразил Арбак, — он там никого не застал. Я ему, конечно, больше ни на йоту не доверяю, но сейчас-то у него нет причин врать!
Я в отчаянии и полной растерянности привалился к колонне, обхватив голову руками. Вот куда меня завели поиски истины! Стремился по следу легендарного чудовища — а в итоге не заметил, что единственный родной человек рядом со мной может попасть в беду! Что мне стоило прошлой ночью перебороть сон? Или хотя бы сразу, с утра предупредить Олинфа? Так нет же, я поддался азарту, поверил, будто не зря подозреваю Диомеда — а что теперь?..
Тёплая загрубевшая рука сочувственно опустилась мне на плечо.
— Не горюй, Антоний, может, не всё ещё пропало, — прогудел Олинф. — Я, конечно, сам недосмотрел, вовремя не подумал о наших свидетельницах. Но обещаю тебе — к завтрашнему утру всё выяснится, а это так же верно, как то, что я своими глазами видел апостола Павла!
Я знал, что он такими словами зря не разбрасывается, но не могу сказать, что они меня ободрили. Пётр подтвердил мои опасения — дома Иона не появлялась. Я обегал весь храм, расспрашивая каждого встречного, осмотрел один за другим все покои и известные мне потайные закоулки, даже подёргал наглухо запертую дверь в подвал — без толку! Поднимаясь наверх по лестнице, я вдруг сообразил, что Нидии тоже нигде не видно. Мне окончательно сделалось не по себе. Уже третья свидетельница точно сквозь землю провалилась, а Олинф всё не торопился объяснить, как он собирается вытащить на свет божий виновника этих запутанных событий!
Усталый и обескураженный, распекая себя за бестолковость, я вернулся на террасу, где за столиком для сенета, потягивая вино, расположились Арбак и Олинф. К моему удивлению, рядом с ними сидел Главк, и, судя по его весёлому лицу, он понятия не имел о случившемся.
— Что ж, значит, конец всем ужасам? — с улыбкой заметил он, поднимая кубок. — Прекрасно! Я ведь затем и пришёл, чтобы позвать вас нынче вечером на морскую прогулку. Пока лето не кончилось, жаль упускать последние тёплые ночи! Полюбуемся луной, выпьем хиосского вина, а мы с Клодием как раз новую песню сложили… Да, разумеется, Антоний, — прибавил он, обернувшись в мою сторону, — вы с сестрой тоже приглашены! Я не приму возражений.
— Иона при всём желании не сможет, — с непроницаемым лицом возразил Арбак, — ей, увы, сегодня нездоровится.
Я вовремя вспомнил, что Олинф тоже не доверяет Главку, и благоразумно прикусил язык.
— Боюсь, что и у нас с Антонием не получится к вам присоединиться, — подхватил мой наставник. — Слишком много дел накопилось. Сказать по правде, это предание храма Изиды поставило меня в тупик, и теперь уже нет смысла скрывать — я вынужден отступиться. Человеку не всегда под силу понять Божий промысел, что уж говорить о кознях демонов…
— Неужели? — ясные глаза афинянина омрачились неподдельным огорчением. — Право, я разочарован… Это как-то даже, я бы сказал, не по-гречески. Что поделаешь, любезный Арбак, придётся тебе в качестве попутчиков обойтись мной и Клодием. Встретимся у храма после захода солнца, договорились?
— А Клодий, значит, всё ещё в Помпеях? — ни с того ни с сего полюбопытствовал Олинф.
— Куда он денется! — со смехом отмахнулся Главк. — По крайней мере, пока не вытрясет из меня ковёр, который ему так приглянулся. А я ещё подумаю, стоит ли с ним расставаться!
Поддерживать непринуждённую беседу, когда в голове роятся тревожные мысли — дело не из лёгких, но, по счастью, Главк быстро засобирался домой, чтобы подготовить всё для ночной прогулки. Проводив его, Арбак вдруг поднялся и, оглядевшись по сторонам, поманил нас за собой в храм.
— Ты говорил, что отступаешься, Олинф, — начал он, когда мы втроём остановились в главном зале возле жаровни с ещё тлеющими благовониями. — Тем лучше для нас обоих. Мне ведь тоже есть что тебе сказать. Не знаю, где ты столько дней пропадал и что выведывал, но, увы, я больше не нуждаюсь в твоей помощи.
Уж сколько раз за последние дни мне казалось, что почва уходит из-под моих ног, но такого на мою долю ещё не выпадало!
— Что? — вырвалось у меня. — Но как же Иона, Юлия… и Нидия куда-то пропала! А Клодий — Олинф ведь не случайно расспрашивал о нём!
— Твоя беда в том, Антоний, что ты всё усложняешь и запутываешь, — глаза Арбака блеснули насмешливой укоризной, как в те невероятно далёкие времена, когда он знакомил меня с культом Изиды. — Всё гораздо, гораздо проще, чем кажется твоему хитроумному другу.
— Вот как? — спокойно, но с вызовом переспросил Олинф. — Быть может, ты назовёшь и имя того, кто стоит за происшествиями в храме?
— А тут и думать нечего. Странно, что ты не догадался раньше меня. Кален, кто же ещё?
Лицо Олинфа по-прежнему оставалось спокойным.
— И что тебя навело на эту блестящую догадку?
— Подумать только! — Арбак рассмеялся и принялся расхаживать кругами по залу. — Я должен объяснять ход моих мыслей Олинфу, мастеру делать выводы! Что ж, изволь. Кто первый завёл речь о легенде? Кален. А свиток при этом никому не показывал. Должно быть, выкопал его где-то в библиотеке и приспособил для своих целей. А цель у него была вполне понятная — занять моё место. Для пущей верности он мог и следы на земле нарисовать, и напугать меня выстрелом из лектики. А что именно у Калена имелась самая удобная возможность украсть мои сандалии и подкинуть черепки, думаю, всем очевидно. Он выдал себя, поспешив облачиться в мои парадные одежды, потому что не сомневался: после второй встречи с этим так называемым чудовищем я умру от страха или разобью себе голову, свалившись в обморок на мостовой.
— А синяя вспышка? — воскликнул я. — А тень? Их-то как можно было подстроить?
— Сразу видно, что ты слишком рано прервал обучение в моём храме, — снисходительно пояснил Арбак. — Тогда бы ты знал, что некоторые вещества, брошенные в огонь, меняют его цвет и потому нередко служат для священных обрядов… Теперь представь: человек, закутанный в чёрный плащ, незаметно подбрасывает щепотку такого снадобья, скажем, в горшок с углями. Пламя на миг вспыхивает ярким светом, а если ещё и замогильный вой изобразить, то воображение живо дорисует остальное.
— У страха глаза велики, — задумчиво прибавил Олинф. — И Калену всё бы удалось, если бы слепой случай не обернулся против него самого.
— Случай или воля богов — не знаю, но ему всё равно не позавидуешь, — не без самодовольства ответил Арбак. — За покушение на жреца полагается казнь на арене. Львы или гладиаторы — это уж как Диомед решит… Хотя нет, пожалуй, я окажу последнюю милость старому другу. Отправлю его нести свет Изиды куда-нибудь подальше от Рима — к германцам, например. Бедняга Кален с ними вполне поладит, раз уже знает, что там едят кашу из овса.
Он остановился и пристальным, недобрым взглядом посмотрел на нас поверх рдеющей жаровни.
— Ты меня разочаровал, Олинф. Но я буду снисходителен: до полуночи наше соглашение останется в силе. Однако помни, ещё одна выходка — и я не посчитаюсь даже с тем, что ты спас мне жизнь. Скажу тебе откровенно: с завтрашнего дня за твою свободу, а тем более за свободу твоих единоверцев с лампами, я не дам и поношенной чёрной сандалии.
У меня от этих слов язык прилип к нёбу, но на широком невозмутимом лице Олинфа не дрогнул ни один мускул.
— Вижу, добрая ссора тебе дороже худого мира. Только смотри не пожалей о своих словах. Даже от помощи мышей не стоит отмахиваться, а я всё-таки посильнее буду.
Он поднял кочергу, прислонённую к треножнику, и без видимых усилий согнул её в кольцо.
— Раз уж мы перешли на пословицы, — сквозь зубы парировал Арбак, — среди них есть и такая: сила есть — ума не надо.
Он повернулся и исчез в полумраке между колоннами.
— Как же нам теперь быть?! — в полном недоумении накинулся я на Олинфа. — Мы должны найти Иону! Ясно ведь, что Кален к её исчезновению не причастен — он со вчерашнего вечера лежит под надзором у Стратоники! Да и бороду в комнате Юлии он оставить не мог… Получается, — лихорадочно соображал я, — в деле замешан ещё кто-то, кого Арбак не учёл в своих рассуждениях!
— По-хорошему, — улыбнулся Олинф, — Арбак в своих рассуждениях много чего не учёл. И отступаться я, конечно, не собираюсь — ты же не поверил всерьёз? Так что дел сегодня вечером у нас и вправду будет предостаточно… Нет, ты подумай, из-за этого упрямца зря испортил ха-а-арошую… вещь! — поднатужившись, он распрямил кочергу и швырнул её в погасшую жаровню.
Однако, как я ни старался, мне больше не удалось вытянуть из Олинфа ни слова о том, что же за дела ждут нас вечером. Пока мы ужинали жареной рыбой, купленной по дороге с лотка, он рассказывал какую-то невероятную историю из своей бурной молодости, но, увы, я слушал не слишком внимательно, перебирая в уме все события последних дней и гадая, как они помогут отыскать мою сестру. Как раз когда я обсасывал последний хвостик, кто-то с силой постучал в нашу дверь. На пороге стояла Нидия — без цветов и без Снупуса, а за её спиной маячила высокая широкоплечая тень. Я облегчённо вздохнул: по крайней мере, одна пропажа нашлась!
— А, Лидон! — приветственно окликнул Олинф, вставая из-за стола, и я с изумлением уставился на знаменитого гладиатора — без доспехов и с распущенными волосами узнать его было непросто. — Неужто Медон убедил тебя помочь в нашем непростом деле?
— Нет, отец ни при чём, — Лидон, пригнувшись, шагнул через порог. — У меня свои счёты к этой твари с Везувия. Пропал Снупус — убежал вчера вечером на её вой, да так и не вернулся.
— Может, он ещё найдётся, — робко возразила Нидия.
— Если так, не будем терять времени, — решил Олинф. — Встреча назначена после заката, так что надо поспешить. Ты при оружии?
— Ну, раз на мне пояс, значит, есть что к нему прицепить. — Лидон с усмешкой откинул край короткого плаща. На широком клёпаном ремне рядом с ножнами висел увесистый кожаный мешочек — должно быть, праща, предположил я.
— Тогда выдвигаемся, — Олинф окинул взглядом нас троих. — Мы должны подготовить засаду до того, как это сделает наш противник. Ну, Антоний, что я тебе обещал? Пришло время получить ответы на все вопросы!
Да, твист Дарнуэев снова пришёл на помощь, но что поделаешь — папирус на самом деле не отличается долговечностью. Согласно некоторым источникам, свитки старше 200 лет были редкостью.