Но засыпаю при контакте с любой, не только горизонтальной поверхностью. И без поверхности. Только что мыл руки, вода из крана струится, а я стою и не замечаю. Подозреваю, если бы я сейчас угодил в трясину, то раскинул бы руки, закрыл глаза и выдал что-то вроде "джентльмены, не беспокойте...".
Вот почему, когда садишься за тяжёлую работу, за окном обязательно что-то серое и безрадостное? Зато, с другой стороны, когда небо ясное и голубое, как крылышки морфо, кто согласится взять тяжёлую работу? Сразу переходишь в режим "меня нет дома".
Вот эту бессмертную фразу про земляничное мыло я всё время вспоминаю в хозяйственном магазине, потому что иногда не очень понимаю, что передо мной - витрина с гелями для душа или кондитерский отдел. У меня неизменно текут слюнки! Пока фик не закончен и для вдохновения все средства хороши, я ещё не слишком поздно открыл гель с запахом греческого йогурта
Я настукал перевода на полноценный миди, но, похоже, ещё жив. И, судя по небольшому трёпу с Эрной, даже ещё ограниченно вменяем. Только, кажется, меня теперь хватит лишь на то, чтобы упасть.
В том документе (я такого раньше не встречал) отдельно упоминается право покупать дороги, мосты, пароходы и даже водные пути. Такое даже Генри не снилось. Я сначала обалдел, а потом подумал и понял, что болота, например, и так мои, со всеми камышами, легендами и золотым октябрём. И озеро тоже моё, и я об этом вспоминаю всякий раз, остановившись на повороте дороги, уводящей в ту сторону. Можно даже не настропалять Боську в борьбе за.
Пока я жив и далеко не уплыл в трясине срочного перевода, читайте
Табличка VII Папирус из Мемфиса. Прерванный разговор. Куда пропадают свидетельницы? Опять чёрная борода! Главк приглашает на морскую прогулку. Неожиданное решение Арбака. Кочерга как средство убеждения. Гладиатор на нашей стороне.
читать дальше Вернувшись в храм, мы застали Арбака в трапезной за несколько неожиданным занятием. Стоя у стола, жрец перебирал содержимое увесистого сундучка. — Вещи Калена, — пояснил он. — Не мешает всё-таки проверить, на что ещё, кроме моего парадного одеяния, он успел наложить лапу. — Суета сует, — ворчливо вздохнул Олинф. — Похоже, ты недооцениваешь то, что при виде Калена в твоём наряде мы собрались оплакивать тебя. — Отчего же, я польщён, что не все христиане Помпей желают мне провалиться в преисподнюю, — съязвил Арбак, извлекая из сундучка очередную находку. На свет появился свиток папируса, изрядно обтрёпанный по краям и перевязанный цветным шнурком. — Похоже, это из храмовой библиотеки, — заметил жрец и, развернув папирус, поднёс его к свету. — «Много есть свидетельств о чудовище храма Изиды…» — Так вот она, легенда! — воскликнул я. — Не понимаю только, зачем Кален прятал её у себя. Пусть Нидии свиток без надобности, но нам-то его показать он вполне мог! — Значит, были причины, — Олинф заглянул в рукопись через плечо Арбака. — Это ведь греческий? — Вот тут как раз ничего странного, — отозвался тот. — При нынешних порядках в Египте немного осталось знатоков нашей исконной письменности. Будь легенда записана иероглифами, я первый заподозрил бы подделку. — Если позволишь, я бы оставил эту любопытную находку у себя на ночь, — предложил Олинф. — Быть может, мы ещё что-то из неё выжмем. — Не помешало бы, — согласился Арбак. — Хотя меня больше тревожит то, что… что случилось сегодня вечером. — Он говорил уклончиво, но по его лицу скользнула тень, наводящая на мысль о страхе. — Ответьте мне прямо — что вы видели у храма перед тем, как нашли Калена? — Я помню только вспышку, — признался я. — Что-то синее, слепящее… и оно очень быстро исчезло. — А я видел тень, — продолжал Арбак, глядя куда-то сквозь нас, — очертаниями действительно похожую на зверя с острыми ушами. Слово в слово, как в легенде. — Но ведь живые существа не светятся в темноте! — взволнованно заметил я. — Во всяком случае, звери… — Да, это действительно загадка, — согласился Олинф. — Хотя запросто может оказаться, что ответ, как обычно и случается, лежит на поверхности. Но сейчас не самое подходящее время для заковыристых вопросов — мы все устали и натерпелись страху. Вернёмся к нашему делу завтра с утра. Поручив прислужникам устроить Олинфа на ночь, Арбак удалился к себе (по-моему, без большой охоты). Когда мы остались одни, мой наставник снова погрузился в изучение свитка. Сначала я думал, будто он собрался освежить в памяти легенду, но вскоре сообразил, что его интересует не содержание, а сам папирус: он то подносил его к самым глазам, то поворачивал так и сяк, чтобы свет падал удобнее, и даже поскрёб его ногтем. — Погляди-ка, Антоний! — окликнул он наконец. — Тебе ничего не кажется странным в этих письменах? — Ничего, — недоумённо протянул я. — Хороший почерк, разборчивый, и чернила очень яркие. Недешёвые, должно быть… — Вот! — торжествующе заключил Олинф. — Может, ты пока сам не понимаешь, в чём суть, но это придёт с опытом — зато глаза у тебя уже учатся замечать главное. А теперь взгляни, как выцвел и обтрепался сам свиток, и подумай хорошенько: если уж время с ним так нелюбезно обошлось — почему оно пощадило письмена? — Такого не бывает, — согласился я. — Разве только кто-то писал свежими чернилами по старому папирусу, но зачем? — Вот именно, зачем? — повторил Олинф. — Сдаётся мне, мы упустили кое-что важное, что случилось ещё до первого нападения. Впрочем… не забивай себе голову. Отдохни, наберись сил — завтра они нам точно понадобятся. А я посижу в саду. Сегодняшняя ночь в самый раз для размышлений. Только теперь я в полной мере почувствовал, каким насыщенным выдался день. Усталость навалилась на меня, почти как Олинф на Арбака в то утро на набережной. По пути в комнату я уже ни о чём не мог думать, кроме мягкой постели, но стоило мне перешагнуть порог, как сон вдруг разом слетел с меня. На моём ложе в полной темноте сидела Иона. — Ты здесь? — встревожился я. — Почему ты не ушла домой? — Мне нужно поговорить с тобой, — Иона прислушалась и жестом поманила меня к себе. — Вернее, с тобой и с Олинфом. И, наверное, не здесь, — она явно волновалась, с трудом подбирая слова. — Как же я заблуждалась насчёт этого места… Я не слишком хорошо представляю, в чём суть твоей новой веры, Антоний, но лучше уж держись за неё, хоть она и опасна. Не стоит тебе задерживаться в храме Изиды. — Сначала Арбак, теперь я? Ты что же это надумала, сестрёнка? Выжить нас из храма и стать единственной верховной жрицей? Я попытался обратить всё в шутку, чтобы подбодрить её, но Иона в ответ даже не улыбнулась. — Тогда не будем терять времени, — предложил я. — Олинф ещё здесь — если хочешь, пойдём вместе к нему в сад… — Не надо сейчас, — мягко возразила Иона. — Прости, у меня в голове всё перемешалось. Я помолюсь одна… может, Изида наставит меня на верный путь. Она же не в ответе… — За что? — не понял я, но сестра вместо ответа только обняла меня и выскользнула за дверь. Я в растерянности глядел ей вслед. Может, всё-таки пойти сказать Олинфу? Уж Ионе его бояться нечего, хоть он и упоминал недавно какое-то «крайнее средство». Жаль, что Главк ушёл домой — втроём мы бы непременно достучались до неё. А в самом деле, с каких пор они вдруг поладили? Ещё неделю назад Иона сердилась на него из-за подаренной раковины… Что же её переубедило? Но тут усталость окончательно одолела меня, и я впервые после возвращения в храм уснул крепким и глубоким сном, стоило моей голове коснуться подушки. Спустившись наутро во двор, я обнаружил там Олинфа, мирно спящего на террасе в тени навеса. Однако, заслышав мои шаги, он тут же открыл глаза, потянулся и бросил на меня довольный взгляд из-под лохматых бровей. Я сразу понял: ночь для него оказалась плодотворной. — Доброе утро, Антоний! А я, как видишь, не добрался до постели — слишком устал. Мне пришлось кое-куда прогуляться и как следует поломать голову, но дело того стоило! Ещё одной загадкой стало меньше. — Ты что-то узнал? — оживился я. — Потерпи, всему своё время, — Олинф усмехнулся в бороду. — Я расставляю сети на хозяина нашего зубастого чудища, и скоро уже придёт пора их затянуть. Но сперва потолкуем с Юлией, причём начистоту. Может, это не по-божески, но придётся ей открыть глаза, чтобы она прекратила запираться! — Значит, она заодно со своим отцом? — догадался я, припомнив рассказ жреца. — Ведь это Диомед прислал приглашение в такой неурочный час, чтобы Арбак вышел один на площадь! — А разве я говорил о Диомеде? — глаза моего наставника хитро блеснули. — Ну-ка, вспомни, чему я тебя учил! Кто же шьёт паруса, когда под рукой нет холста? Однако ни Олинф, ни тем более я и представить себе не могли, что ожидает нас вместо разговора с Юлией. Подойдя к дому Диомеда, мы ещё издали с удивлением заметили, что он похож на разворошённый муравейник: двери были распахнуты настежь, ворота скрипели и хлопали, будто на ветру. В атриуме нам под ноги кинулась всполошённая коротколапая псина, а следом выскочил и сам хозяин, который, похоже, толком ещё не понимал, напуган он или возмущён. — А-а, пожаловал! — завопил он, тыча в меня пальцем. — Жрец Изиды, тоже мне! Да тебе место на арене! Довольно изворачиваться — признавайся, где моя дочь?! — Как, Юлия пропала? — опешил я. — Вот только не притворяйся, будто ничего не знаешь! — продолжал бушевать толстяк. — Никто посторонний после тебя к ней не приходил! Выкладывай без утайки, что ты ей наговорил! — Потише, почтенный Диомед, — густой бас Олинфа с лёгкостью заглушил негодующее кудахтанье хозяина дома. — Чем возводить напраслину на моего друга, рассказал бы толком, что у тебя стряслось. — Начинается! — Диомед воздел руки к небу. — Ещё и поручитель объявился — главный на все Помпеи возмутитель спокойствия! Вот ответь мне, — продолжал он, ухватив Олинфа за локоть, — что я, по-твоему, должен думать, если вчера этот скромник приходил к Юлии, а мне ничего не сказал! Если бы рабыня не проболталась, я бы так и не узнал! — В самом деле, странно, — кивнул Олинф. — Только я ни за что не поверю, что в таком гостеприимном доме, как твой, за два дня побывал один лишь Антоний. — Нет, конечно, заходил ещё Клодий, — живо подтвердил Диомед, — он у нас частый гость, но его можно не считать. Сам подумай, разве моя дочь пошла бы за этим шалопаем с пустым кошельком? У него только и денег-то, что у Главка в кости выигрывает. Одно слово — поэт! Да что там, я вчера заглянул к нему, так он даже вина мне предложить не смог. Говорит, последние шесть амфор с друзьями распил. — Так ты вчера был у Клодия? А как же тогда… — тут я осёкся, ибо мой наставник незаметно, но решительно наступил мне на ногу. К счастью, Диомед, поглощённый собственными переживаниями, ничего не заметил. — Вот именно, — зачастил он, — и вернулся поздно, когда Юлия уже погасила свет. А утром Лукреция заходит к ней — а в комнате уже ни души! Постель не расстелена, наряды и украшения на месте, кроме плаща и маленькой шкатулки. Да чтобы моя дочь вышла из дома пешком и в чём была — скорее уж извержение случится! Ох, бедная Лукреция, она всё утро пьёт маковый настой!.. — он сокрушённо затряс головой. — Причитаниями делу не поможешь, — веско прервал Олинф. — Позволь нам лучше осмотреть покои Юлии. Кто знает, может, ещё не поздно напасть на след. По-прежнему недоверчиво косясь в мою сторону, Диомед провёл нас в перистиль и распахнул одну из дверей. За ней находилась просторная, богато обставленная комната без окон; вышитый занавес прикрывал вход в смежную с ней спальню. Вся обстановка наводила на мысль о том, что хозяйка ушла отсюда в большой спешке и, возможно, даже не по своей воле. На столике и вокруг него в беспорядке были разбросаны гребни, ленты, коробочки с притираниями и какие-то свитки. Здесь же на полу валялись сандалии, а со спинки кресла свисал узорный шарф. Олинфа, впрочем, не заинтересовали девичьи уборы: приглядевшись, он отодвинул столик, наклонился и поднял с пола что-то, больше всего похожее на изрядный клок тёмных кудрявых волос. — Вот так находка! — он даже присвистнул. — Ручаюсь, Антоний, ты её тоже узнал — ведь тебе довелось ближе всех нас разглядеть её тем утром в гавани. — О господи! — охнул я. — Да это же… накладная борода! Значит, Юлию похитил тот самый стрелок? Он и есть хозяин чудовища, который злоумышляет против Арбака? — Чш-ш, — Олинф предостерегающе поднёс палец к губам и кивнул на дверь. — Не будем пугать Диомеда, он и без нас себя накрутил. — Думаешь, Юлии грозит опасность? — ещё больше встревожился я. — В самом деле, если она сорвала бороду с лица похитителя и узнала его… ведь он мог её и вовсе…! — Вот о худшем как раз можешь не беспокоиться, — Олинф похлопал меня по плечу. — Я бы на твоём месте вспомнил про плащ и шкатулку. — Ага, кажется, понял… она сама убежала, не дожидаясь встречи со злодеем! Но зачем он тогда оставил здесь бороду? — Она убежала, он оставил… — мой наставник, похоже, уже углубился в какие-то размышления. — М-да… не ожидал, конечно. Что ж, придётся вернуться в храм и побеседовать с Ионой. — Она и сама хотела с нами поговорить, — вспомнил я. — Ещё вчера ночью. Но потом раздумала и попросила меня повременить до утра. — Что ж ты сразу не сказал? — Олинф неожиданно нахмурился. — Пошли скорее! Боюсь, как бы на этот раз дело не оказалось куда серьёзней. Я и раньше замечал за моим учителем одну досадную особенность: если готовилось что-то важное, он становился неразговорчивым и свои мысли до последнего старался держать при себе, не отвечая ни на какие вопросы. Всю дорогу от дома Диомеда до храма Изиды он не проронил ни слова, лишь порой что-то бурчал под нос, пощипывая бороду. На крыльце мы столкнулись с Арбаком, который в нетерпении прохаживался между колоннами. — Ты сегодня нигде не видел Иону? — с беспокойством спросил он. — Вот-вот начнётся богослужение, я без Калена и так словно без рук, а теперь ещё и она куда-то подевалась! — Не видел, — удивился я. — Может, она дома? Любому бы стало не по себе после вчерашнего случая. — Я уже посылал за ней Петра, — возразил Арбак, — он там никого не застал. Я ему, конечно, больше ни на йоту не доверяю, но сейчас-то у него нет причин врать! Я в отчаянии и полной растерянности привалился к колонне, обхватив голову руками. Вот куда меня завели поиски истины! Стремился по следу легендарного чудовища — а в итоге не заметил, что единственный родной человек рядом со мной может попасть в беду! Что мне стоило прошлой ночью перебороть сон? Или хотя бы сразу, с утра предупредить Олинфа? Так нет же, я поддался азарту, поверил, будто не зря подозреваю Диомеда — а что теперь?.. Тёплая загрубевшая рука сочувственно опустилась мне на плечо. — Не горюй, Антоний, может, не всё ещё пропало, — прогудел Олинф. — Я, конечно, сам недосмотрел, вовремя не подумал о наших свидетельницах. Но обещаю тебе — к завтрашнему утру всё выяснится, а это так же верно, как то, что я своими глазами видел апостола Павла! Я знал, что он такими словами зря не разбрасывается, но не могу сказать, что они меня ободрили. Пётр подтвердил мои опасения — дома Иона не появлялась. Я обегал весь храм, расспрашивая каждого встречного, осмотрел один за другим все покои и известные мне потайные закоулки, даже подёргал наглухо запертую дверь в подвал — без толку! Поднимаясь наверх по лестнице, я вдруг сообразил, что Нидии тоже нигде не видно. Мне окончательно сделалось не по себе. Уже третья свидетельница точно сквозь землю провалилась, а Олинф всё не торопился объяснить, как он собирается вытащить на свет божий виновника этих запутанных событий! Усталый и обескураженный, распекая себя за бестолковость, я вернулся на террасу, где за столиком для сенета, потягивая вино, расположились Арбак и Олинф. К моему удивлению, рядом с ними сидел Главк, и, судя по его весёлому лицу, он понятия не имел о случившемся. — Что ж, значит, конец всем ужасам? — с улыбкой заметил он, поднимая кубок. — Прекрасно! Я ведь затем и пришёл, чтобы позвать вас нынче вечером на морскую прогулку. Пока лето не кончилось, жаль упускать последние тёплые ночи! Полюбуемся луной, выпьем хиосского вина, а мы с Клодием как раз новую песню сложили… Да, разумеется, Антоний, — прибавил он, обернувшись в мою сторону, — вы с сестрой тоже приглашены! Я не приму возражений. — Иона при всём желании не сможет, — с непроницаемым лицом возразил Арбак, — ей, увы, сегодня нездоровится. Я вовремя вспомнил, что Олинф тоже не доверяет Главку, и благоразумно прикусил язык. — Боюсь, что и у нас с Антонием не получится к вам присоединиться, — подхватил мой наставник. — Слишком много дел накопилось. Сказать по правде, это предание храма Изиды поставило меня в тупик, и теперь уже нет смысла скрывать — я вынужден отступиться. Человеку не всегда под силу понять Божий промысел, что уж говорить о кознях демонов… — Неужели? — ясные глаза афинянина омрачились неподдельным огорчением. — Право, я разочарован… Это как-то даже, я бы сказал, не по-гречески. Что поделаешь, любезный Арбак, придётся тебе в качестве попутчиков обойтись мной и Клодием. Встретимся у храма после захода солнца, договорились? — А Клодий, значит, всё ещё в Помпеях? — ни с того ни с сего полюбопытствовал Олинф. — Куда он денется! — со смехом отмахнулся Главк. — По крайней мере, пока не вытрясет из меня ковёр, который ему так приглянулся. А я ещё подумаю, стоит ли с ним расставаться! Поддерживать непринуждённую беседу, когда в голове роятся тревожные мысли — дело не из лёгких, но, по счастью, Главк быстро засобирался домой, чтобы подготовить всё для ночной прогулки. Проводив его, Арбак вдруг поднялся и, оглядевшись по сторонам, поманил нас за собой в храм. — Ты говорил, что отступаешься, Олинф, — начал он, когда мы втроём остановились в главном зале возле жаровни с ещё тлеющими благовониями. — Тем лучше для нас обоих. Мне ведь тоже есть что тебе сказать. Не знаю, где ты столько дней пропадал и что выведывал, но, увы, я больше не нуждаюсь в твоей помощи. Уж сколько раз за последние дни мне казалось, что почва уходит из-под моих ног, но такого на мою долю ещё не выпадало! — Что? — вырвалось у меня. — Но как же Иона, Юлия… и Нидия куда-то пропала! А Клодий — Олинф ведь не случайно расспрашивал о нём! — Твоя беда в том, Антоний, что ты всё усложняешь и запутываешь, — глаза Арбака блеснули насмешливой укоризной, как в те невероятно далёкие времена, когда он знакомил меня с культом Изиды. — Всё гораздо, гораздо проще, чем кажется твоему хитроумному другу. — Вот как? — спокойно, но с вызовом переспросил Олинф. — Быть может, ты назовёшь и имя того, кто стоит за происшествиями в храме? — А тут и думать нечего. Странно, что ты не догадался раньше меня. Кален, кто же ещё? Лицо Олинфа по-прежнему оставалось спокойным. — И что тебя навело на эту блестящую догадку? — Подумать только! — Арбак рассмеялся и принялся расхаживать кругами по залу. — Я должен объяснять ход моих мыслей Олинфу, мастеру делать выводы! Что ж, изволь. Кто первый завёл речь о легенде? Кален. А свиток при этом никому не показывал. Должно быть, выкопал его где-то в библиотеке и приспособил для своих целей. А цель у него была вполне понятная — занять моё место. Для пущей верности он мог и следы на земле нарисовать, и напугать меня выстрелом из лектики. А что именно у Калена имелась самая удобная возможность украсть мои сандалии и подкинуть черепки, думаю, всем очевидно. Он выдал себя, поспешив облачиться в мои парадные одежды, потому что не сомневался: после второй встречи с этим так называемым чудовищем я умру от страха или разобью себе голову, свалившись в обморок на мостовой. — А синяя вспышка? — воскликнул я. — А тень? Их-то как можно было подстроить? — Сразу видно, что ты слишком рано прервал обучение в моём храме, — снисходительно пояснил Арбак. — Тогда бы ты знал, что некоторые вещества, брошенные в огонь, меняют его цвет и потому нередко служат для священных обрядов… Теперь представь: человек, закутанный в чёрный плащ, незаметно подбрасывает щепотку такого снадобья, скажем, в горшок с углями. Пламя на миг вспыхивает ярким светом, а если ещё и замогильный вой изобразить, то воображение живо дорисует остальное. — У страха глаза велики, — задумчиво прибавил Олинф. — И Калену всё бы удалось, если бы слепой случай не обернулся против него самого. — Случай или воля богов — не знаю, но ему всё равно не позавидуешь, — не без самодовольства ответил Арбак. — За покушение на жреца полагается казнь на арене. Львы или гладиаторы — это уж как Диомед решит… Хотя нет, пожалуй, я окажу последнюю милость старому другу. Отправлю его нести свет Изиды куда-нибудь подальше от Рима — к германцам, например. Бедняга Кален с ними вполне поладит, раз уже знает, что там едят кашу из овса. Он остановился и пристальным, недобрым взглядом посмотрел на нас поверх рдеющей жаровни. — Ты меня разочаровал, Олинф. Но я буду снисходителен: до полуночи наше соглашение останется в силе. Однако помни, ещё одна выходка — и я не посчитаюсь даже с тем, что ты спас мне жизнь. Скажу тебе откровенно: с завтрашнего дня за твою свободу, а тем более за свободу твоих единоверцев с лампами, я не дам и поношенной чёрной сандалии. У меня от этих слов язык прилип к нёбу, но на широком невозмутимом лице Олинфа не дрогнул ни один мускул. — Вижу, добрая ссора тебе дороже худого мира. Только смотри не пожалей о своих словах. Даже от помощи мышей не стоит отмахиваться, а я всё-таки посильнее буду. Он поднял кочергу, прислонённую к треножнику, и без видимых усилий согнул её в кольцо. — Раз уж мы перешли на пословицы, — сквозь зубы парировал Арбак, — среди них есть и такая: сила есть — ума не надо. Он повернулся и исчез в полумраке между колоннами. — Как же нам теперь быть?! — в полном недоумении накинулся я на Олинфа. — Мы должны найти Иону! Ясно ведь, что Кален к её исчезновению не причастен — он со вчерашнего вечера лежит под надзором у Стратоники! Да и бороду в комнате Юлии он оставить не мог… Получается, — лихорадочно соображал я, — в деле замешан ещё кто-то, кого Арбак не учёл в своих рассуждениях! — По-хорошему, — улыбнулся Олинф, — Арбак в своих рассуждениях много чего не учёл. И отступаться я, конечно, не собираюсь — ты же не поверил всерьёз? Так что дел сегодня вечером у нас и вправду будет предостаточно… Нет, ты подумай, из-за этого упрямца зря испортил ха-а-арошую… вещь! — поднатужившись, он распрямил кочергу и швырнул её в погасшую жаровню. Однако, как я ни старался, мне больше не удалось вытянуть из Олинфа ни слова о том, что же за дела ждут нас вечером. Пока мы ужинали жареной рыбой, купленной по дороге с лотка, он рассказывал какую-то невероятную историю из своей бурной молодости, но, увы, я слушал не слишком внимательно, перебирая в уме все события последних дней и гадая, как они помогут отыскать мою сестру. Как раз когда я обсасывал последний хвостик, кто-то с силой постучал в нашу дверь. На пороге стояла Нидия — без цветов и без Снупуса, а за её спиной маячила высокая широкоплечая тень. Я облегчённо вздохнул: по крайней мере, одна пропажа нашлась! — А, Лидон! — приветственно окликнул Олинф, вставая из-за стола, и я с изумлением уставился на знаменитого гладиатора — без доспехов и с распущенными волосами узнать его было непросто. — Неужто Медон убедил тебя помочь в нашем непростом деле? — Нет, отец ни при чём, — Лидон, пригнувшись, шагнул через порог. — У меня свои счёты к этой твари с Везувия. Пропал Снупус — убежал вчера вечером на её вой, да так и не вернулся. — Может, он ещё найдётся, — робко возразила Нидия. — Если так, не будем терять времени, — решил Олинф. — Встреча назначена после заката, так что надо поспешить. Ты при оружии? — Ну, раз на мне пояс, значит, есть что к нему прицепить. — Лидон с усмешкой откинул край короткого плаща. На широком клёпаном ремне рядом с ножнами висел увесистый кожаный мешочек — должно быть, праща, предположил я. — Тогда выдвигаемся, — Олинф окинул взглядом нас троих. — Мы должны подготовить засаду до того, как это сделает наш противник. Ну, Антоний, что я тебе обещал? Пришло время получить ответы на все вопросы!
Да, твист Дарнуэев снова пришёл на помощь, но что поделаешь — папирус на самом деле не отличается долговечностью. Согласно некоторым источникам, свитки старше 200 лет были редкостью.
Как же я ненавижу длинные документы мелким шрифтом. Даже когда их просматриваешь, аналогия с увязанием в трясине без конца, края и вешек сама лезет в голову. В общем, живым не очень ждите.
Ну и, конечно, пропустив все пугательные сроки, наступила настоящая деморализующая осень. Оттуда, где вроде полагается быть солнцу, периодически сыплется пародия на дождь, от которой тем не менее отсыревает пальто. Жду не дождусь, когда можно будет забрать из ремонта новое, с капюшоном. Посмотрел призы, которые меняют на купоны. Что-то не вдохновляет. Даже модель холла слишком весёленькая.
Силы небесные, что я щас писал... Всё-таки проза - это не романс и не плейкаст с чёрным флаффом. И как я после такого не то что в бассейн - в душ полезу, вот вопрос. Главное - без паники. Ни один alter ego не пострадал. Просто мне ни разу не доводилось писать уползатушки в раскладе-83, в прозе, в кадре и в подробностях - всё сразу.
Гранд-финал с подведением итогов я планирую перенести на виллу Гая. Старикану пора привыкать к большим компаниям Ну, и пока я всё это обдумывал, у меня попутно размоталась идея. Живёт себе Гай один с женой, никого не принимает, а тут опа! - гости повалили один за другим. Клодий притащил за собой Главка, Главк - Иону с Антонием... Никого не напоминает? читать дальше"Я шёл мимо Везувия с одним-двумя друзьями... - Ты хотел сказать - с одним-тремя?" "По-вашему, два - это несколько?" "Где вы прятались, у Клодия в стаканчике с костями?" "Только не говорите, что жрецы не умеют считать!"
Хотя, в принципе, можно вспомнить и самое начало любимой книги. "Главк, к вашим услугам!" "А как бы вы себя вели, если бы незнакомый грек шмыгнул к вам в атриум и повесил свой плащ, как будто так и надо?" "У Гая мелькнула ужасная мысль, что сонь в меду может на всех не хватить, и тогда (а он знал свой долг хозяина и собирался его исполнить во что бы то ни стало) ему придётся остаться вовсе без сони!"
Когда я просыпаюсь по утрам, я вижу, как над Гримпенской трясиной стоит прозрачный туман. В часах кукует кукушка, а за окном воет Боська, напоминая мне, что силы зла властвуют безраздельно. И Бэрил ворчит: "Опять нет денег, хоть бы ты ограбил банк..." Полусонный, я отвечаю: "Ну потерпи ещё недельку, любимая..." Не каждый день мне удаётся догнать бабочку, и частенько я возвращаюсь домой с пустыми руками. И мне всегда приходится смотреть в оба за доктором Ватсоном. По вечерам в гости приходит сэр Генри, пьёт горячий кофе, заворожённо глядит на крылья бабочек под стеклом. Такие вот мелочи и делают нашу жизнь по-настоящему счастливой... (Финальный монолог в Гримпенской трясине)
А сегодня, опоздав и к Баскервильской ночи, и к Хэллоуину, на наши болота опустился знаменитый гримпенский туман. Меня, как вы понимаете, он дома не удержит. Именно под покровом тумана я наведался в магазинчик, где меня узнают в любом виде, и прикупил кое-что уже на весну. Интересно, узнаете ли вы меня в Холмсенбурге в будущем мае?
А вот чему я не могу найти места в предстоящей Пугательной Античной Ночи, так это обстрелу сарайчика... Ну не в духе это Олинфа - морано... э-э... главколовки настораживать.
Незнакомый тир - это почти как незнакомая кофейня. Я нашёл его в кинотеатре, в центре города, куда мы зашли погреться, потому что погода нас немного подвела, деревья облетели и прогулки по парку не получилось. Снова пневматика и забавные жёлтые мишени, которые при метком попадании исчезают. Я выбил только семь из десяти (уже "только"!), но всё равно доволен и горд из-за последнего выстрела. Мне не очень легко прицеливаться в высоко расположенные мишени, и я скорее положился на удачу - но, чёрт возьми, попал! Кажется, это был олень. Правда, он спрятался, а деревца не вырастил
*глаза нараспашку, ресницы вразлёт* Я джентльмен и не хочу ничего решать. Я хочу утреннего кофе! А как тут, в самом деле, выберешь, когда опять отоварился и не знаешь, с чего начать? "Марагоджип Мексика" или "Ла Эсперанса Гватемала"? Эх, пусть будет Эсперанса, там фруктовые нотки! Я отлично представляю себе кофе с ежевичным пирогом, но с ежевичным ароматом...
Ну что, я внял зову Джан Ку, отлично наглотался воды и обратно пошёл пешком. Потому что как можно брать омнибус, когда стоит такая замечательная ночь - ясная, безлунная и почти безветренная! Вообще удивительная в этом году осень. Начало ноября, а с лотков ещё торгуют арбузами и виноградом. Купить, в самом деле, кисточку, общипывать её понемногу да писать восьмую табличку "Храма"...
У меня, конечно, и так целая охапка тэгов, и то я не всеми пользуюсь, но, пожалуй, для походов в тир стоит завести отдельный. Который в заголовке этого поста. Для плавания тоже заведу, если подберётся что-то такое же ёмкое и остроумное.
Девять. Из. Десяти. Ущипните меня! Вот за этим я и хожу в лазерный тир - за гордой улыбкой, с которой я один за другим "снимаю", как мораноловки, цветные огоньки мишеней. Я нашёл свою, удобную именно мне винтовку, и пусть её не надо здесь заряжать, кажется, я с ней сроднюсь. Ну, попадитесь мне теперь, мистер Холмс!
Табличка VI Благовония, письма и доверие. Всё с ног на голову. Новое нападение у храма Изиды. Слишком поздно! Не рядись в чужие перья. Олинф готов отступиться? Стратоника в роли сиделки.
читать дальше — Олинф! — завопил я во всё горло, начисто забыв обо всякой осторожности. И было отчего: пожалуй, даже какое-нибудь знамение свыше, о которых любил рассказывать мой наставник, не привело бы меня в больший восторг, чем его голос в ту минуту. — Вот уж не ожидал, что ты так скоро обнаружишь моё пристанище, — довольно хохотнул он, похлопав меня по спине. — Я и сам это понял всего за двадцать шагов отсюда. — Ты узнал мои следы? — обрадованно уточнил я. — Не совсем, — Олинф хитро прищурился. — Если когда-нибудь захочешь провести меня, милый Антоний, не советуйся с богами перед каждым важным делом. Стоило мне учуять запах египетских благовоний, как я тут же догадался, что мой юный друг где-то здесь устроил на меня засаду. Ну что ж, вижу, я и вправду в тебе не ошибся, хотя и приглядывал за тобой поначалу — тогда, из кустов на обочине дороги. Ты ведь меня в тот раз и заприметил? — Ну да… то есть нет, — я слегка смутился. — Меня навёл на след мальчишка со свёртком. Тут за ним кое-кто наблюдает. — А-а! Диомеду всё не терпится поймать преступника для арены? Я и сам видел, как он часами торчит на своей крыше. — Значит, прошлой ночью со склона Везувия за нами следил тоже ты? — Не знаю кто, но точно не я, — покачал головой Олинф. — Хотя ваша поздняя прогулка и меня заставила поволноваться. Вообще в этой истории даже мне пока не всё понятно. Впрочем, было бы время, а ответы найдутся. — А я-то думал, тебе от наковальни отойти некогда, — заметил я. — Я и хотел, чтобы ты подольше так думал, — невозмутимо подтвердил Олинф. Воодушевление, охватившее меня, разом померкло. — Значит, я всё-таки не заслужил твоего доверия, учитель? — я не смог сдержать горечи и обиды. — Ну, ну, полно, — он виновато потрепал меня по макушке своей мозолистой ручищей. — У меня и в мыслях не было сомневаться в тебе! Но, видишь ли, выступать в открытую — не всегда лучший выход. Иногда стоит и в катакомбах пересидеть, верно? Мне как раз и нужно было не привлекать внимания наших противников и притом не позволить Арбаку держать себя на коротком поводке. Я ведь сразу заподозрил, что он ведёт свою игру, и, судя по всему, не ошибся. А ты, Антоний, не в обиду тебе будь сказано, слишком открытая душа. Если бы я полностью посвятил тебя в свой план, делу бы это не помогло, зато неприятностей мы бы не обобрались. Ну, а так я могу оставаться в тени и притом держать все нити в руках. Здешние хозяева очень славные люди, даром что язычники. Старик Гай, когда узнал, что я интересуюсь Арбаком, поначалу струхнул, но потом согласился помочь. Мне ведь многого не надо — крышу над головой да поменьше любопытных глаз. А новости и всё прочее из города мне носит Кат. В том числе и твои письма. — Так вот откуда взялся рисунок… А я боялся, что ты так и не добрался до них, — вздохнул я, вспомнив, сколько времени просидел над табличками. — Зато ты, смотрю, уже добрался до моего тайника, — засмеялся в ответ Олинф. — Не Фортуната же оборвала вон ту ветку! Достань-ка их обратно. Я зацепил свёрток посохом и стащил на землю. Мой наставник раскрыл верхнюю связку и первым делом рассмотрел каракули Ката. — Рыба, значит… Так ты был сегодня у Диомеда? Повидался, должно быть, с его дочкой? — Боюсь только, её рассказ нам не очень-то поможет. — Там видно будет. — Олинф посмотрел из-под руки на сползающий к горизонту солнечный диск. — Я всё равно собирался назад в город, а читать уже темно. Может, по пути перескажешь мне, о чём говорилось в твоём втором письме? А заодно и последние новости. Пока мы спускались вниз по извилистой дороге, я успел поведать о событиях прошедших дней — от неудачных поисков следов до сегодняшней беседы с Юлией. К тому времени как я закончил рассказ, сгустились сумерки, и над крышами домов затеплились первые звёзды. — Ну, Хлоя, не ожидал! — восхищался на ходу Олинф. — Что ж, надеюсь, покуда у Арбака пыла поубавилось, мы успеем довести наше расследование до ума… Обо многом я, конечно, и сам догадывался, но про приворот для Юлии слышу впервые. Это порядком облегчает нам задачу, хотя, конечно, самое важное наша красавица всё же утаила. Кстати, не она одна напустила туману. Известно ли тебе, например, что Нидия уже третью неделю живёт не в таверне у Стратоники, а в доме Главка, который её выкупил и даже подарил ей собаку-поводыря — того самого Снупуса? — Нидия? — поразился я. — Она же с самого начала нам помогала — зачем ей что-то от нас скрывать?! — И всё же, как видишь, скрывает. А Главк, между нами, играет с огнём. Влюбиться в Иону — тут нет ничего удивительного, но нажить соперника в лице Арбака — честно говоря, ему не позавидуешь. — Они что же… оба… в мою сестру? — у меня глаза полезли на лоб. — Ты и сам мог бы догадаться после того случая во дворе храма. «Ибис на пруду», хм! Да и почитание богов диском не лучше. Впрочем, любовь Главка грозит бедой только самому Главку. Хотя, если подумать, то же можно сказать и об Арбаке. А любовь, Антоний… — последние слова сопровождались вздохом и выразительным жестом. — Значит, опасность угрожает не Арбаку, а Главку? — изумлённо переспросил я. — Смотря какая опасность, — многозначительно отозвался Олинф. — Вопрос лишь в том, сможем ли мы рассчитывать на откровенность Ионы. О том, что адская собака существует, она и без нас знает — иначе с чего бы ей предупреждать Арбака? — а пускать в ход крайнее средство без нужды не хочется. В голове у меня всё перевернулось вверх дном. Вот так подозреваешь одних, а другие утаивают от тебя правду!.. И можно ли им верить во всём остальном — да и кому теперь доверять? Однако когда до меня дошёл смысл последних слов, я совершенно забыл даже об Ионе. — Собака? — в возбуждении воскликнул я. — Ты видел её? Откуда ты знаешь, что она существует? — Не видел, да и ни к чему. Ответ мне подсказали пропавшие сандалии Арбака. Ты же помнишь — сперва стащили новую, ненадёванную, а затем старую. Спрашивается, зачем? Да потому, милый Антоний, что старая обувь, в отличие от новой, хранит запах хозяина. Так я и понял, что наш злоумышленник хочет натаскать живого пса. Ну, а твой рассказ о прокушенной сандалии окончательно подтвердил мою догадку. В первый раз чудовищу просто показали жертву, но план не сработал, и теперь он будет действовать иначе. Так что, хоть я и рад, что мы снова вместе, у меня на душе было бы спокойнее, если бы ты сейчас находился рядом с Арбаком. — А мы уже почти пришли, — не без удивления отметил я, оглядываясь по сторонам. Действительно, от того места, где мы стояли, до храмовой площади оставалось от силы несколько сот шагов. И вдруг в вечернем воздухе отчётливо разнёсся низкий хриплый рык — так мог бы рычать лев, выпущенный из клетки на арену. И тем страшнее было слышать его не глухой ночью у подножия вулкана, а посреди спящей улочки, где всё только что казалось таким привычным и надёжным. Мои ноги словно приросли к земле, но почти сразу же новый звук вывел меня из оцепенения — пронзительный, полный ужаса крик. — Где это? — я завертел головой, лихорадочно озираясь. — Возле храма! — прорычал Олинф, срываясь с места. — Чудовище всё-таки пустили по следу. Только бы не опоздать! Мы мчались со всех ног по тёмной безлюдной улице. Позднее, вспоминая ту ночь, я удивлялся, как же вой и крики не перебудили всю округу и почему никто не выбежал к нам на помощь, хотя где-то за ставнями — я мельком успел заметить — даже загорелся свет. В одном Нидия точно не слукавила — окрестные жители действительно боялись не на шутку. Вопли становились всё громче и отчаяннее. Пробежав между соседними домами, мы вылетели на площадь возле самой ограды храма. Ворота были распахнуты настежь, и за ними нам открылось страшное зрелище. В первое мгновение передо мной промелькнула неправдоподобно яркая, ослепительная до рези в глазах синяя вспышка. Я инстинктивно заслонился рукой, но вспышка тут же исчезла, и я различил на крыльце человека в длинной белой одежде, который, шатаясь и спотыкаясь, бежал вверх по ступеням. Но прежде чем я успел сделать хотя бы шаг, он вдруг запнулся, потерял равновесие и с коротким вскриком скатился вниз, прямо на мощёную дорожку. Над площадью повисла мёртвая тишина. — Опоздали! — я в отчаянии стиснул кулаки. — Зачем я оставил Арбака одного?! — На всё воля божья, — вздохнул Олинф. — Пошли скорее, может, ещё успеем ему помочь. Мы вбежали в ворота и склонились над неподвижным телом. Да, несомненно, перед нами лежал Арбак. Мне хватило одного взгляда, чтобы узнать его парадное жреческое убранство — плащ из шкуры леопарда, край которого закрывал сейчас его голову, широкое ожерелье из золота и чёрной эмали и длинный пояс со скарабеем на пряжке. — Это… конец? — потерянно выдавил я. Что бы ни случилось между мной и бывшим наставником, но такой странной и внезапной смерти я не пожелал бы ему даже в мыслях. — Никогда себе не прощу! — Да и я хорош, — хмуро отозвался Олинф. — Всё думал, какого подвоха можно ждать от самого Арбака, а настоящую-то опасность проморгал. Вот, Антоний, теперь нам придётся доказывать, что оба нападения связаны с собакой, если мы сами не хотим кончить жизнь на арене! Он опустился на колени рядом с телом, приложил ухо к его груди и удовлетворённо кивнул: — Ты смотри! Сердце бьётся. Похоже, арена нас ещё немного подождёт. — Надо отнести его в храм, — заявил я, — и скорее искать следы чудовища. Оно не могло далеко убежать… Силы небесные, ты что?.. В эту самую минуту Олинф заглянул под край леопардового плаща и вдруг, к моему изумлению и ужасу, расхохотался: — Борода, Антоний! У него нет бороды! — Что? — оторопел я. — Это не Арбак! Взгляни сам! Он откинул плащ, и я увидел совершенно другое, но тоже хорошо знакомое мне лицо — чисто выбритый подбородок, длинный острый нос, глубокие складки в углах рта… — Не может быть! Кален? Но почему на нём одежда Арбака?.. — Вот не зря говорят — «не рядись в чужие перья», — наставительно промолвил Олинф. — Собака почуяла запах одежды и погналась за ним. Мда… тщеславие, конечно, большой грех, но именно оно, похоже, сегодня спасло Арбаку жизнь. — Вы… вы её видели? Эту синюю тварь? В воротах, тяжело дыша, стоял Арбак в своей обычной чёрной тунике, которая только усиливала неестественную бледность его лица. — Что тут вообще происходит? — жрец подошёл к нам, но при виде леопардовой шкуры невольно отшатнулся и протёр глаза. — Только не говорите, что я опять раздвоился! — К счастью, нет, — возразил Олинф. — Похоже, Калену приглянулось твоё облачение. Мы с Антонием как раз спешили в храм, услышали его крики, но, увы, немного опоздали. Впрочем, кажется, он легко отделался. — Я всегда подозревал, что старый проныра метит на моё место, — пробормотал жрец, пересиливая дрожь в голосе. — Но всё же, вы видели… — Я пока вижу, что ты пренебрёг моими указаниями. Вышел ночью из храма в одиночку — чему ж ты теперь удивляешься? — Я получил приглашение от Диомеда. Он передал с рабом, что хочет обсудить со мной нечто важное и что на той стороне площади меня будет ждать лектика. — А что тебя ждало на самом деле — лучше спросить у Калена, — не сдержал усмешки Олинф. — Зато ты убедился, что собака существует? — Д-да, признаю, что старинные папирусы не всегда лгут, — Арбак с усилием отвёл взгляд от лежащего собрата. — А я уже готов был поверить, что это твои единомышленники на меня ополчились… — Эй! В чём дело? Из темноты замерцал новый огонёк и вскоре высветил по ту сторону ограды два силуэта — мужской и женский, которые приближались к нам, держась за руки. Я с радостью и некоторым удивлением узнал в них Главка и Иону. — Мы слышали чей-то крик, — афинянин облокотился на ограду, направив свет своей лампы вниз, на лужайку. — Надеюсь, вы все невредимы… а это ещё кто? Он в растерянности переводил взгляд с Арбака на лежащую фигуру в плаще, словно не вполне веря своим глазам. — Это Кален, жрец Изиды, — невозмутимо пояснил Олинф. — Что же с ним случилось? — с тревогой спросила Иона, прижимаясь к своему спутнику. — Ужасное дело! — выпалил я. — Он по ошибке… — … запутался в плаще и сверзился с крыльца, — пробасил Олинф, не дав мне договорить, — когда готовился к торжественной церемонии. Что поделаешь, все под богом ходим. — А, вот оно что, — протянул Главк. — Я-то думал… Впрочем, мы давно уже ждали, когда же знаменитый Олинф соберётся пролить свет на эту тёмную историю. — Не стоит ждать от меня чудес, благородный Главк, — серьёзно возразил мой наставник. — Я не герой и не заклинатель, а простой кузнец, и восставать против демонов, когда они являются во плоти на землю, для меня было бы слишком самонадеянно. — Тогда хотя бы поможем Калену, — вмешалась Иона. — Он не сильно пострадал? — Кости как будто целы, — заверил Олинф. — Всё, что ему нужно — это отдых и хороший уход. — Но больным не место в храме, — предупредил Арбак. — У него должна быть родня в городе, — припомнил я. — Ну конечно, трактирщик Бурбон и Стратоника! — Пожалуй, лучше отнести его туда, — решил Олинф. — Не найдётся ли поблизости свободных носилок? Носилки отыскались без труда, и, погрузив на них бесчувственного Калена, мы двинулись в сторону любимого заведения помпейских гладиаторов. Главк вызвался было помочь нам, но Олинф уверил его, что мы и вдвоём справимся. — Учитель, — спросил я по дороге, — почему ты не дал мне рассказать, что на самом деле произошло с Каленом? — Я пока никому не могу доверять, — признался Олинф, шагая впереди меня и не оборачиваясь. — Так что чем меньше лишних ушей посвящено в наши дела, тем лучше. Ну вот, второй удар — и снова мимо! А значит, третьего ждать придётся недолго. Есть, конечно, опасность, что наш противник решит затаиться до поры — но, сдаётся мне, у него не хватит терпения. — Но кто же он? — настаивал я. — Человек или…? И зачем он желает зла Арбаку? — Не всё сразу! Я ведь говорил: будет время — будут и ответы. Ну, а если тебе не терпится, то поразмышляй-ка на досуге: с каких пор у Главка с Ионой дела вдруг пошли на лад? Это может оказаться гораздо важнее, чем мы думаем. Так, беседуя, мы добрались до таверны; её расписной фасад виднелся издалека даже в темноте. На стук и окрик вышла сама хозяйка — рослая, плечистая женщина с узлом пышных волос на макушке и лицом, выражение которого при всём желании трудно было назвать приветливым. Когда Олинф в двух словах объяснил, в чём дело (то же самое, что говорил Главку), Стратоника, похоже, нисколько не удивилась. — Опять нализался жертвенного вина! — язвительно фыркнула она. — Что муженёк, что братец его — одного поля ягоды! Ну да что поделаешь, родня всё ж таки… Ещё и овсянку на него придётся варить, прах его побери! Я робко предложил помочь, покосившись на носилки. — Да нет уж, обойдусь как-нибудь, — отмахнулась Стратоника и, взвалив незадачливого жреца на плечи, с невозмутимым видом удалилась обратно в шум и чад. Мы уже уходили, когда я краем глаза заметил в дверях высокую мощную фигуру, головой почти достававшую до притолоки. Посетитель таверны вряд ли обратил на нас внимание, но — странное дело! — мне вдруг показалось, будто я видел его раньше.