Неприятности продолжают ходить косяком

Но уже значительно менее досадные, и на том спасибо.
Я-то размечтался, что получу без проволочек свою справку и при первой возможности снова нырну в бассейн. Да, я в курсе, что "водные процедуры" - слово пугательное. Особенно сейчас, когда дом выстыл к чертям и при упоминании о любой жидкости прохладнее тёплого кофе Боська начинает крупно подрагивать шкурой. Но, чёрт побери, именно там сейчас уже топят (не меня )!
Ага, щас. Ремонт у них. До конца недели. И чтобы узнать этот факт, мне пришлось до бассейна прогуляться. Вот вам последствия сидения без связи, мистер Джек, нате, ешьте с овсянкой.
Зато (да, я неизлечимый оптимист) прогулка в такой вечер, безветренный и практически беззвёздный, сама по себе настоящее блаженство. Вот бы такую погоду да на пятницу-девятнадцатое! А лучше ещё побольше таких вечеров.

---

А мы тут не только с немецкого переводим

Навеяно недавним заказом, где опять всплыло магическое слово "Освобождение от ответственности". В этой заманчивой процедуре, как известно, участвуют двое - соответственно, Освобождающий и Освобождаемый. Ну, второй, понятно, ваш покорный слуга, а первые, надо полагать, Холмс с Ватсоном (на Лестрейда я бы не рассчитывал, сами понимаете). Но главное, тут есть кое-какие тонкости, в которых я чуть было не запутался, пока не дотумкал, что их вполне можно применить к нашей ситуации.
Итак, перевод с юридического языка на болотный.

Первое: Освобождаемый немедленно уведомляет Освобождающего в случае претензий.
Перевод: "Холмс, тут на меня того... Гримпенская трясина претендует!"

Второе: Освобождаемый должен и сам оказать Освобождающему посильную помощь.
Перевод: "Джентльмены, протяните мне вон ту корягу! И влево забирайте, а то сами вляпаетесь!"

Третье: Освобождаемый не должен соглашаться ни на какие компромиссы без согласия Освобождающего.
Перевод, подсказано Холмсом: "Я вам дам пальцы разжимать!!!"

---

Сентябрьское золото

И наконец-то - моя прогулка в золотую осень.

Бежит дорожка всё вперёд, куда она зовёт?


Тропинки к воде:


Цветы поздней осени:


Следы скромноваты для Боськи - кто это шарахался по её владениям?


Даже такая тропа меня не отпугнула:


В камышах грязновато, но... главное, Холмс не в курсе

---

Солнышко всея Помпей

Обещания надо выполнять. Продолжаю раскладывать пасхалки из обеих задействованных киноверсий и напоминаю, что Alter Ego Николас Клэй выносит мозг не только пистолетом. Ватсона, например, он просто заболтал

Табличка III
Первая ночь и первое утро в храме Изиды. Загадки вокруг Петра. Афинянин по имени Главк. Странные звуки в окрестностях Везувия. Я наконец встречаюсь с сестрой. Клодий мечтает заполучить ковёр. Тайные страхи Ионы.

И всё же прошло ещё несколько дней, прежде чем я перебрался в храм Изиды. За это время, во-первых, выяснилось, что осколки от ваз так нигде и не всплыли, а во-вторых, Олинф и сам принял кое-какие меры. По его совету Арбак отправился к Диомеду и позаимствовал у него на месяц Петра под предлогом помощи в храме. Уж не знаю, чем он взял напыщенного торговца, но в назначенный день наш свидетель стоял на пороге святилища с лицом, на котором недвусмысленно читалось: «Мне это решительно не нравится, но мы люди подневольные, мы потерпим».
— Чтобы все подозреваемые были у нас под рукой, — пояснил мне Олинф. — Так что, Антоний, присмотрись к нему. А заодно и к другим завсегдатаям храма. Насколько я понял, туда, кроме Диомеда, частенько наведывается афинянин Главк. Не сбрасывай со счетов и Калена: как-никак, именно он лучше всех знает легенду и предложил обратиться ко мне. И уж редкой удачей будет, если ты сумеешь узнать, какая из жриц Изиды оказалась в ту ночь возле ворот. А самое главное — не забивай голову легендами, но не оставляй Арбака без присмотра, особенно в ночное время.
Все эти наставления прозвучали утром, а вечером мы с Арбаком и Каленом стояли в просторном полутёмном зале, слабо освещённом факелами. Голоса жрецов, повторявших слова священного гимна, гулко отдавались под сводами. Отсветы пламени дрожали на полированном золоте и бронзе статуй, но лица их таились в сумраке.
Я не участвовал в обряде и впервые поймал себя на том, что не испытываю ничего похожего на священный трепет. Не знаю, что было причиной — то ли невидимые и невидящие взгляды изваяний, обращённые в мою сторону, то ли пляска неверных огней, то ли эхо, подхватывавшее каждый звук, а скорее всё сразу — но в ту минуту я хотел лишь, чтобы церемония побыстрей закончилась и обошлась без каких-нибудь новых пакостей.
— Ты изменился, Антоний, — вполголоса заметил Арбак по дороге в покои, где нас ожидал ужин. — Неужели загадки не оставили в твоих мыслях места для веры в Изиду?
Я рассеянно кивнул, снова пробормотав что-то вроде «запутанная история». Однако мне ни к чему было притворяться: всякий раз, когда я пытался расставить по порядку немногие пока известные нам факты, у меня ум начинал заходить за разум. Ужасная тень, слово в слово повторявшая описание из мемфисской легенды и вместе с тем оставившая несомненные следы (Калену бы я не очень поверил, но Нидия — другое дело!). Таинственный соглядатай, незаметно проникший в храм, и чернобородый стрелок в лектике — один это человек или двое, и заодно ли они? Наконец, нелепая пропажа сандалий, которая сама по себе яйца выеденного не стоила, но почему-то заинтересовала Олинфа, — а чутью своего наставника я за недолгое время нашего общения привык доверять. И ещё одна мысль не давала мне покоя: куда подевалась Иона?
Трапеза получилась не очень весёлая, хотя Кален, надо отдать ему должное, изо всех сил старался развлечь нас легендами о том, как герои разных племён находили управу на всевозможные проклятия, чудовищ и страшилищ. Впрочем, в меня его истории не вселили особой уверенности, да и в Арбака тоже, судя по тому, с каким лицом он первым поднялся из-за стола.
Неудивительно, что, оставшись один в приготовленной для меня комнате, я долго ворочался на ложе без сна. Когда же, наконец, усталость начала брать своё, я вдруг, сперва будто сквозь пелену, потом всё отчётливее, уловил звук шагов. Кто-то ходил у меня прямо над головой!
Сон как рукой сняло. Даже не надев сандалий, я выскользнул из комнаты и на цыпочках прокрался к лестнице, ведущей на крышу. Так и есть! Люк оказался открыт, сквозь проём чернело ночное небо с крупными августовскими звёздами. Стараясь не шуметь, я поднялся по ступеням и притаился, немного не дойдя до верха, чтобы самому по возможности оставаться незамеченным.
У края крыши, над самым крыльцом, замер высокий худой человек со светильником в руке. Он стоял ко мне спиной, но, приглядевшись, по жёлтой тунике я узнал Петра. Вот он поднял светильник, описал им в воздухе какую-то фигуру и снова замер.
Я отказывался верить собственным глазам. Пётр, наш товарищ и давний знакомый Олинфа, по-христиански поспешивший на помощь Арбаку, когда тот в беспамятстве лежал на лужайке, — неужели он ведёт какую-то свою игру? Пусть даже у него есть причины желать зла жрецу Изиды, а мне он по понятным причинам не доверяет, но утаивать правду от Олинфа… И всё же — случайно ли он оказался у храма именно в ту ночь? Может, потому и поднял тревогу, чтобы отвести от себя подозрения? Притом волосы у Петра тёмные и вьющиеся, он вполне мог быть нашим стрелком с курчавой бородкой. А деньги, в конце концов, у Диомеда прихватил, что для такого толстосума двадцать сестерциев…
Тем временем Пётр задул огонь, и я, очнувшись от раздумий, поспешил вниз, чтобы не попасться ему на глаза. Едва я успел проскользнуть назад в комнату и плюхнуться на ложе, как снаружи снова послышались шаги и шелест чьего-то подола. Похоже, к Петру присоединилась женщина. На миг задержавшись у моей двери, она горько вздохнула, и вскоре звук шагов постепенно стих в глубине коридора.
Однако сна у меня не было уже ни в одном глазу. Сколько же можно появляться новым загадкам, когда дай-то Изида разобраться хотя бы в старых? Так ни до чего и не додумавшись, я наконец забылся сном, и весь остаток ночи мне мерещились какие-то химеры с чёрными собачьими мордами, звонко цокавшие копытами по крыше прямо над моей головой.
Как ни странно, следующее утро выдалось солнечным и приветливым, и, несмотря даже на ночные тревоги, я почувствовал себя бодрым и готовым к новым испытаниям. После богослужения (опять-таки без моего участия) я остался в большом зале, чтобы помочь Арбаку и Калену разобрать подношения прихожан. Сегодня их, впрочем, набралось немного — главным образом медные монеты, которые жрецы тщательно пересчитывали и складывали в ларец, и всякие мелочи.
— А это ещё что? — Арбак повертел в руках небольшую плетёную корзину, приподнял крышку и разочарованно поморщился — корзинка доверху была полна какого-то зерна. — Крупа, что ли?
— Овсянка! — насмешливо сообщил Кален. — Германские гладиаторы передали. Я слышал, у них на родине из неё варят кашу, едят и ещё нахваливают!
— Ну так передай этим кашеварам, — откликнулся Арбак, — пусть в следующий раз ищут благосклонности у алтаря Марса. Или Нептуна — одним словом, там, где их приношение сгодится на корм священным коням. Видишь, друг мой Антоний, — прибавил он с насмешливой горечью, — с кем приходится иметь дело! Всем нужна удача, но никто не готов ради неё хоть чем-то пожертвовать. Вот уж поистине проклятие любого храма!
— Не обращай внимания, — посоветовал Кален, который, по-видимому, с утра тоже пребывал в весёлом расположении духа, — наш верховный жрец просто брюзжит. И то сказать, мрачноватый вчера выдался вечерок. Но, думаю, пара чаш фалернского с горстью инжира поправят дело, не так ли?
— А я бы не стал всё списывать на настроение, — возразил я, вспомнив о том, что не давало мне покоя. — Вчера ночью я проснулся и услышал, как в коридоре за моей дверью вздыхает женщина…
— Ночью в храме не было ни одной жрицы, — заметил Пётр, который как раз проходил мимо нас, неся на плече сосуд с благовониями. — А что до танцовщиц, то Ксения ещё вечером вернулась в таверну, а Хлоя крепко спала до самого утра, за это я ручаюсь.
— Ну, значит, тебе приснился сон, — с готовностью поддержал его Кален. — От таких снов, кстати, есть неплохое лекарство, и зовётся оно как раз Ксенией. Если пожелаешь — нынче же вечером…
— Молчи уж, — осадил его Арбак, и я понял, что он отнёсся к моим словам серьёзнее, чем хочет показать другим.
Однако я так и не рассказал ему о ночной прогулке Петра. Мне было совестно выдавать собрата, да и хотелось сперва самому проверить свои подозрения. Тем более что вскоре они укрепились ещё сильнее, когда, выйдя во двор храма, я столкнулся с Хлоей. Её вялый вид и тёмные круги под глазами яснее ясного говорили о том, что, по крайней мере, предыдущую ночь она точно провела без сна.
Итак, Пётр сказал неправду. Но зачем ему врать, да притом так неумело, если он не боялся за тайну своей вылазки на крышу? А раз боялся — значит, причины могут оказаться самыми что ни на есть вескими.
Разобравшись с приношениями, Арбак спустился в подземелье, строго наказав ему не мешать. Я перечить не стал, к тому же у меня возникла идея, как проверить свои подозрения насчёт Петра. Нетрудно ведь выяснить, где ему полагалось быть в тот день, когда в Арбака стреляли на набережной! Сказано — сделано, и, предупредив, чтобы к обеду меня не ждали, я направился прямиком к дому Диомеда.
В атриуме я сразу наткнулся на того, кто и был мне нужен, — а именно на Медона, который поил из миски нелепую коротконогую псину, до странности похожую на самого торгаша.
— Пётр? Четыре дня назад? — старый раб смерил меня удивлённым взглядом. — Как же, припоминаю. Он всё утро провозился в подвале — переносил с места на место долии* с оливковым маслом.
— А ты уверен, что он не мог оттуда куда-нибудь отлучиться?
— Ну, никто бы не перетащил за него эти проклятые сосуды, — с непоколебимой уверенностью заявил Медон. — Можешь так и передать Арбаку, если он тебя послал, — ты же не хуже меня понимаешь, нечего докапываться впустую до доброго человека.
Я не решился открыть старику свои подозрения и поспешил уйти. Теперь я уже почти не сомневался, что с Петром дело нечисто. Ему ничего не стоило заручиться поддержкой Медона и незаметно исчезнуть. И всё-таки что же делать, если улики неопровержимо докажут его вину? Нет, надо посоветоваться с Олинфом!
Так, рассуждая и споря сам с собой, я незаметно для себя выбрался на дорогу, ведущую к подножию Везувия. По обе стороны тянулись заросли густого кустарника, глянцевито блестя под жарким солнцем, а впереди в полдневном мареве вздымались очертания горы. Внезапно в мои размышления вторглись какие-то посторонние звуки. Сначала я услышал за спиной тяжёлые шаги и хруст веток, а затем — незнакомый звонкий голос:
— Отцепись от человека! Ну что ты, жреца Изиды не видел?
При словах «жрец Изиды» я в первую очередь подумал об Арбаке, начисто забыв, что тот остался в храме и что я сам тоже одет как египтянин. Я резко обернулся, но неизвестный, которого призывали «отцепиться» от меня, уже исчез — я успел разглядеть лишь очертания мощной фигуры, с треском и топотом продиравшейся сквозь кусты. А на обочине стоял молодой человек примерно моих лет, высокий и статный, с копной тёмных кудрей и ясными голубыми глазами. На нём были короткая туника и оливковый плащ из дорогой материи, а за спиной болталась на шнурке соломенная шляпа.
— Тебя, похоже, хотели ограбить, — сообщил он, переводя дыхание, — хорошо, что я мимо проходил, а то тут всякие шляются… Ты же и есть тот самый Антоний, искатель истины?
— Откуда ты знаешь моё имя? — ещё больше удивился я.
— Ну как откуда? Мне про тебя Нидия рассказала. Мы же с ней старинные друзья. Я сразу тебя узнал по её описанию. Мы, греки, народ нецеремонный, вот я и решил представиться самолично, а тут ещё этот громила из кустов вылез… Ах, что ж я! Меня зовут Главк.
Голос у него был быстрый и звонкий, как речка, бегущая по камням, и я не вполне поспевал за ходом его мыслей. Впрочем, имя показалось мне знакомым.
— Афинянин, который навещает храм Изиды? — вслух повторил я то немногое, что пришло мне на память.
— Именно! — обрадованно подтвердил Главк. — Какая проницательность! Ты, верно, научился у своего друга Олинфа? Искусство делать выводы — так, кажется? Кстати, что он думает о последних событиях в храме?
— Постой! — я почувствовал себя несколько оглушённым. — А это ты откуда…
— Да от Нидии же. Все ведь знают: случись что непонятное, к Олинфу любой может обратиться за помощью. А раз ты его друг и снова живёшь при храме, значит, вы заинтересовались этой загадочной историей.
— Нидия ошибается, — как можно значительнее сказал я. — Если я и вернулся в храм, то только по зову сердца. Я ещё не решил, останусь ли там.
— Понял, понял, — загорелое лицо Главка озарилось лукавой и немного смущённой улыбкой. — Осторожность прежде всего! Послушай, ты ведь никуда не спешишь? Мы можем прогуляться до бухты, а потом зайдём ко мне домой и выпьем по чаше вина.
Я задумался. В запертых подземных покоях Арбаку вряд ли что-то угрожает, а Олинф не зря велел мне присматриваться к завсегдатаям храма. Это решило дело, и мы свернули на тропинку, уходившую от подножия вулкана в сторону моря.
— Замечательные у вас места! — оживлённо болтал мой новый знакомый, шагая чуть впереди меня лёгкой, пружинистой походкой. — Никогда не примелькаются, не то что Рим!
— Давно ты живёшь в Помпеях? — поинтересовался я.
— Нет, только приезжаю на лето, уже третий год. Мне тут скучать некогда: даю пиры для друзей, выхожу в море на своей ладье — я ведь собираю морские раковины, — а иногда просто часами брожу здесь. Наверное, мало кто знает окрестности Везувия лучше меня — я тут всё обследовал.
— А это такое непростое дело?
— Как посмотреть, — усмехнулся Главк. — Ну, допустим, можешь сказать, что там? — и он показал рукой в сторону обширной поляны, на дальнем конце которой сплошной стеной поднимались заросли камышей.
— Должно быть, озеро? — предположил я.
— Вот и нет! — покачал кудрявой головой афинянин и уже заметно серьёзнее прибавил: — Это Болото колдуньи. Не знаю, вправду ли колдуньи там водятся, но место гиблое, поверь лучше на слово. Я раз сунулся — до сих пор благодарю богов, что цел остался.
— Зачем же ты туда полез? — искренне удивился я.
— А там за болотом, говорят, есть пещера, в глубине которой можно увидеть подземный огонь. Я давно уже мечтаю туда пробраться, но пока никак не разведаю безопасную тропинку…
Внезапно его прервал гулкий утробный звук, донёсшийся откуда-то от подножия Везувия. Хриплый, протяжный и невыразимо зловещий, он заполнил собой всё пространство и словно погасил приветливое сияние летнего полдня.
— Во имя Изиды! — пробормотал я, невольно похолодев. — Что это такое?
Главк обеспокоенно взглянул в сторону горы.
— Вулкан иногда издаёт странные звуки, — объяснил он. — То ли землетрясение собирается, то ли извержение…
— Я здесь полжизни прожил, но такое первый раз слышу! — в полном недоумении признался я.
— Что-то похожее я читал у Плиния… А местные жители вовсе говорят, будто так ревёт чудовище храма Изиды, когда ищет свою жертву. Пойдём-ка отсюда, нам только камнепада и не хватало.
Некоторое время мы шли молча, но вулкан (если это был он), видимо, успокоился. Когда же перед нами открылась искрящаяся под солнцем поверхность бухты, я совсем позабыл о недавних страхах. Главк, подойдя к кромке прибоя, раскинул руки и жадно вдохнул солёный бриз.
— Море всегда напоминает мне об Афинах, — сообщил он. — Ты знаешь, я всё надеюсь… — он не договорил и вдруг замер, во все глаза уставившись на что-то сквозь толщу воды. — Невероятно! Стромбус*, в этих краях! Я их только на Кипре видел… Антоний, будь другом, постереги мои вещи, я ненадолго!
С этими словами мой спутник сбросил плащ и сандалии, подобрал валявшуюся под ногами палку и полез в море. Я понятия не имел, что такое «стромбус» и не кусается ли он, но, по-видимому, он прятался в песке, откуда Главк собрался его выкопать. Наблюдая за этой необычной охотой, я вдруг услышал за спиной шорох одежды и тихий, встревоженный голос:
— Уезжай отсюда! Лучше уезжай в Египет!
Я узнал голос гораздо раньше, чем до меня дошёл смысл сказанных им слов. Во всяком случае, эти слова я в последнюю очередь ожидал услышать от моей сестры. Вскочив с камня, я бросился к ней и замер, увидев на её лице изумление, впрочем, быстро сменившееся радостью.
— Антоний! — воскликнула Иона, крепко обнимая меня. — Ты вернулся в храм? Тогда понятно, почему я приняла тебя за… за другого.
— За какого другого? — не понял я. — Кто должен уехать в Египет?
— Арбак. И не спрашивай меня ни о чём. Просто передай ему, тебя он скорее послушает…
Главк между тем отбросил палку и наклонился, окунувшись прямо в волны прибоя. Когда он выпрямился, в его руке оказалась красивая витая раковина, коричневая в белых пятнышках.
— Какая удача! — он подбежал к нам и, сияя, точно бронзовое зеркало, протянул Ионе свой трофей. — Прими это от меня на память…
Лицо сестры вдруг помрачнело и замкнулось.
— Я не могу принять твой подарок, — холодно проронила она. — Объясни ему, Антоний, в чём состоят мои обеты.
— Так вы знакомы? — афинянин обвёл нас растерянным взглядом.
— Иона — моя сестра и тоже будущая жрица Изиды, — пробормотал я, окончательно перестав что-либо понимать.
— Я и подумать не мог! — Главк залился краской и опустил глаза. — Но, надеюсь… моё приглашение ещё в силе?
Я вопросительно взглянул на Иону.
— Только потому, что со мной мой брат, — ответила она.
Дом Главка, небольшой, но поразительно уютный, чем-то сам напоминал морскую раковину. У порога атриума на мозаичном полу лежал красочный вышитый ковёр, на котором я мельком рассмотрел амфору и горку фруктов. Пройдя через зал, украшенный пурпурными драпировками, мы попали в перистиль, где был устроен маленький цветущий садик. Сил и времени на него явно не жалели. Среди клумб, затейливо выложенных по краям черепками и цветными камушками, ползала флегматичная черепаха.
Мы оказались здесь не единственными гостями: навстречу нам с мраморной скамьи поднялся светлокудрый молодой человек, щеголевато одетый, с насмешливо прищуренными глазами.
— Клодий, мой друг и поэт, — представил его Главк и добавил, кивнув на свою тунику: — Извините, я ненадолго вас покину. Заодно сам приготовлю вино. Вина у меня в доме только греческие. Только греческие.
— Я помогу, — вызвался Клодий, и оба приятеля скрылись в глубине дома. Оттуда до меня донеслись обрывки разговора.
— А ты боялся! — голос принадлежал Клодию. — Я же говорил, застелешь ковром, никто и не заметит. Ведь ты потом дашь мне ковёр?
— Не дам, — возразил Главк. — Этак ты у меня полдома растащишь.
— Ну Главк, я же только из любви к прекрасному! Слушай, а может… сыграем на него в кости?
Добился ли поэт желаемого — мне узнать так и не удалось, потому что в эту минуту Иона увлекла меня на скамью и, глядя мне прямо в глаза, взволнованно заговорила:
— Прошу тебя, Антоний, обязательно передай Арбаку моё предупреждение. В храме Изиды ему грозит смертельная опасность!
— Олинф думает иначе, — возразил я. — Ладно ещё — на улице, но под защитой стен… Или тебе известно что-то такое, о чём мы пока не знаем? Тогда расскажи, сестрёнка, от меня можешь ничего не утаивать!
Иона ответила не сразу.
— Ты слышал предание о чудовище из Мемфиса?
— Слышал, — кивнул я, — от Нидии. Но мы с Олинфом не верим в эти россказни!
— А я верю, — серьёзно, без тени притворства произнесла Иона. — Потому что… неважно. Просто я знаю, что оно существует. Только не говори Главку. И вообще никому. Не хочу, чтобы меня, жрицу Изиды, подняли на смех… О, только посмотри, Антоний — здесь дикая орхидея! Какая жалость, что они уже отцветают!
Внезапное напускное оживление сестры удивило меня. Я обернулся и увидел на пороге Главка с подносом в руках. Афинянин улыбался так тепло и чуть застенчиво, что я совершенно не мог представить, откуда взялось в Ионе это недоверие к нему.

* Долий — большой бочкообразный сосуд, то же, что пифос.
* Стромбус, точнее, стромбус персидский — средиземноморский моллюск с конической раковиной.

---

Я выплыл!

Наконец-то закончился этот сумасшедший дом, и я снова с вами. А то прямо Хьюг знает что - октябрь пошёл, обратный отсчёт и очей очарованье, а я тут совсем выпал из обоймы.
Впрочем, несмотря даже на холод в доме, время вне обоймы прошло не зря. Во-первых, я навестил болота и теперь уже могу показать кусочек нашей гримпенской осени. Во-вторых, я собрался с духом и дописал в черновике уже четвёртую главу. В-третьих, я ещё раз собрался с духом, записался и скоро получу одну нужную мне справку.
Но я без вас чертовски скучал!

---

Надеюсь, завтра к этому времени всё будет в порядке. Может, я даже третью табличку кроссовера выложу. И фотографии надеюсь показать.

---

С утра позвонили, пригрозили кражей ботинка и уйти к другому оператору, нам уже пообещали всё выяснить и скидку. Так их!
А интернета всё равно нет.
Зато я бездельничаю

---

Где мои блага цивилизации?!

Итак, по итогам воскресного утра в моём доме нет отопления, интернета и марагоджипа. Последний пункт хоть немного компенсировал бы отсутствие двух первых. Зато на болотах греет солнышко, а кофе с гранатовым соком возвращает бодрость духа не хуже эспрессо с тоником. Так что я и сам не заметил, как дошёл пешком от Кумб-Треси до заветной тропинки в камышовых зарослях. Ужасно жаль, что не могу поделиться плодами фотоохоты. Вы представляете себе полную витрину хризолитов? Вот такой зелёно-золотой вокруг лес.

---

Докладываю

Пока я ещё жив, но весь день не мог попасть именно в дайри. Хотя специально для этого напросился в гости. У нас уверяют, что скоро починят, но я настроен скептически.

---

Неприятности поодиночке не ходят

У меня сломалась ещё и связь, а мобильная стоит как чугунный мост, так что в лучшем случае увидимся завтра...

---

Леди, вы уж извините *шаркает ножкой и откладывает на цветы*

Ещё одна наша идея с Укоза. Засвечено, в команду не несу.
СПУТНИЦЫ, или Способ дипломатично унести ноги

Лора:
Миленький ты мой,
Возьми меня с собой!
Там, на Коста-Рике,
Буду тебе женой.

Джек:
Милая моя,
Взял бы я тебя,
Но там, на Коста-Рике,
Уж ни к чему жена.

Бэрил:
Миленький ты мой,
Возьми меня с собой!
Там, на Коста-Рике,
Буду тебе сестрой.

Джек:
Милая моя,
Взял бы я тебя,
Но там, на Коста-Рике,
Уж ни к чему сестра.

Боська:
Миленький ты мой,
Возьми меня с собой!
Там, на Коста-Рике,
Буду тебе семьёй.

Джек:
Милая моя,
Что отвечу я?
Ты и в Девоншире
Уже моя семья!

---

И чего это я такой добрый?

Генри вечером сообщил новость (ему, как сэру, лучше знать) - якобы отопление дадут уже на той неделе. За такую весть не жалко было предложить ему остаться на клюквенный крамбл. Правда, слопал он столько, будто уже собственноручно протопил в нашем доме каждую комнату и чердак для ровного счёта. Ну да ничего. У него большая ложка, а у меня большая Боська.
Под утро мне приснилось что-то непонятное. Во всяком случае, я отчётливо слышал, как кто-то что-то с кряхтением тянет. Открываю глаза - а это мсье Пуфик во сне ругается.

---

У Арбака был бы шанс?..

Я не за него болею, но в честной, заметим, честной борьбе против Главка сработало бы разве что это: https://news.mail.ru/society/34867260/?frommail=1

---

Я вам не татами!

Давно я не рассказывал про индийского близнеца номер два, он же Шуршик, он же кошачий адвокат. Всё, что у его братца короткое и круглое, у него длинное и вытянутое. В том числе вопли.
И сегодня утром я проснулся от одного из таких воплей. Мэтр требовал за ним прибрать вотпрямнемедленно. Когда я вернулся, он сидел на моей постели. О, думаю, хвостатая грелка будет как раз кстати - и накрываю его одеялом. Хотя Шурша этого не выносит. Но ничего, смотрю, притих.
И вот тут, когда я уже собирался понемногу засыпать, сверху на меня привычным уже образом навалился второй близнец. Тот самый, который Сашка, шесть кило и не предел. Но как только его тушка на мне умостилась, из-под одеяла, как из куста черныш, вывернулся Шуршик, и оба, протопав по мне двумя комплектами лап, ускакали в коридор.
Ещё и шею мне поцарапали. Ну как их не любить, а?

---

Сдаётся мне, окукливание в пледе в углу дивана - это не выход. Хуже только влипание носом в очередной заказ (тут без комментариев). Сегодня, соблазнишись сравнительно голубым небом, я повязал новый холмсенбургский шарф и вышел прогуляться, и знаете, мне было теплее и уютнее, чем дома. Тем более я ж ещё кофейку хлопнул.
Теперь мне хочется осеннего леса и осенних болот. Лишь бы не сидеть и не мёрзнуть. А если я ещё не брошу свои скромные потуги на спорт, я буду вообще герой.

---

Фончик с последующим разоблачением

Сериалка зовётся "Реальная мистика" и неплохо годится на роль шумового оформления в рабочее утро. Там целая разнопрофильная команда занимается отловом собак Баскервилей сорри, поиском научно-преступной подоплёки в якобы мистических событиях. Одним словом, неблагодарной работой в духе бедного старины Холмса.
Сегодня вся каша заварилась из-за белого фосфора, который хранился в кабинете сельского учителя. Хорошо, что другая версия пересилила, а то вы только подумайте - учитель и фосфор!

---

Метаморфозы не вышло

Пока в Меррипит-хаусе не включили отопление, я не чувствую себя вполне дома. Я бы переселился в Коста-Рику, но меня держат дела. Переселился бы в Холл - но у Генри та же пакость и даже холоднее. С минимумом затрат переселился бы в горячую ванну - так там нельзя печатать.
Отпочковавшись сегодня от работы, я рухнул на диван, замотался в плед, как гусеница в кокон, и строго наказал не беспокоить, пока не вылупится какой-нибудь махаон. Ха! Очень скоро над ухом раздался вкрадчивый голос, дескать, махаону уже пора вылупиться и поставить на огонь чайник.
Грустно хлопая несуществующими крыльями, Джек потащился на кухню.

---

Знакомимся с сэром жрецом

Сложный джентльмен этот Арбак, в чём-то закрывается и от автора, не говоря уж о его будущих телохранителях) Надеюсь, получилось вхарактерно)

Табличка II
Первые выводы. О чём могут предупреждать осколки. Стрелок в лектике*. Олинф посылает Ката с поручением. Сандалии продолжают теряться. Раздвоение Арбака. Я возвращаюсь в храм Изиды.

— Вот со следов и надо было начинать! — Олинф вскочил на ноги и в возбуждении принялся мерить шагами мастерскую. Даже его курчавая борода встала торчком. — Ты точно не могла ошибиться?
— Я внимательно ощупала их, — заверила Нидия. — Следы оказались настолько чёткими, что я, пожалуй, сумела бы нарисовать их на вощёной табличке.
— А велики ли они?
Девушка задумалась и раздвинула мои ладони на расстояние никак не меньше Олинфовой пятерни. Я невольно поёжился.
— Так… При храме, верно, держат всякое зверьё, которое у египтян слывёт за богов?
— Обезьян, кошек и осликов, — подтвердила Нидия, — но вот как раз из-за кошек собак туда просто не пускают. И уж таких огромных псов я в Помпеях никогда не встречала.
— А та чёрная тень, которую видела жрица… — начал было я.
— Тень, которая оставляет на земле вполне осязаемые следы, — напомнил Олинф. — Эх, меня бы туда! Для намётанного глаза земля после дождя — всё равно что для моряка звёздное небо, а теперь время упущено… Ты знаешь, Нидия, я был неправ: эта твоя история любопытнее, чем кажется на первый взгляд.
— Так что передать жрецам? — с явным облегчением поинтересовалась та.
— Вот что, — медленно и значительно провозгласил мой наставник. — Если Арбаку так уж важно знать, кто его напугал, пусть придёт завтра утром в мою кузницу. Я буду ждать его здесь вместе с Антонием. И не забудь свою трость, дружок, — прибавил он уже обычным тоном.
— Но зачем? — в недоумении воскликнул я, едва за нашей гостьей закрылась дверь. — Зачем звать Арбака сюда? Вдруг он найдёт… страшно и подумать, что он может здесь найти!
— А ты и не думай о страшном, — усмехнулся в бороду Олинф. — А если серьёзно — так будет проще всего узнать, что у этого египтянина на уме. Если он и впрямь замышляет какую-то каверзу против наших собратьев и надеется обмануть меня, сочинив историю о нечисти и суевериях, он вряд ли примет моё приглашение. А раз примет — значит, либо уверен в успехе, либо и впрямь чего-то опасается. И в том и в другом случае лучше встретиться с ним лицом к лицу. Ты собираешься в город?
— Вообще-то я хотел повидать Иону, — подтвердил я.
— Тогда, если встретишь Медона, передай ему, что я сегодня не приду. Мне нужно хорошенько подумать над нашей загадкой.
Мне так и не удалось увидеться с сестрой. Не застав её ни в храме, ни дома, я поужинал в харчевне и вечером вернулся в мастерскую. Олинф, склонившись над столом, заправлял маслом глиняный светильник.
— А, Антоний! — окликнул он, не оборачиваясь. — Должно быть, ты порядком устал и проголодался, если не побоялся заглянуть на ужин к Стратонике.
— А как ты догадался, что я там был? — снова опешил я.
— Ну, ты уж и сам мог бы сообразить. Здесь у меня, конечно, не лавка благовоний, но я ещё с порога учуял от тебя запах полбяной каши и разведённой краски. Полбу любят гладиаторы, краска сразу наводит на мысль о художнике. А раз твой плащ успел пропитаться этими ароматами — я что-то не припомню других заведений, где можно одновременно встретить гладиаторов за едой и художника за работой. Кстати, мне тут тоже пришлось художником заделаться. Взгляни-ка, я всё правильно изобразил?
Он подвёл меня к верстаку, на крышке которого мелом было нарисовано что-то вроде карты.
— Похоже на план храма Изиды, — распознал я.
— Он самый. Так что моему телу вовсе не пришлось лишний раз соваться в это богопротивное место. Зато мой дух, можно сказать, обследовал каждый здесь уголочек. Смотри, что у нас получается. — Олинф взял из погасшего горна несколько угольков и разложил их на рисунке. — Арбак стоял на дорожке за главными воротами, потом увидел несущуюся на него тень, которая пришла вот отсюда, и побежал через лужайку, где и свалился. Вот с этой стороны к храму подошёл Пётр, а где-то здесь, перед воротами, могла стоять жрица, увидевшая тень.
— Пока всё сходится, — заметил я.
— Всё да не всё, — возразил Олинф, хмуря кустистые брови. — Сдаётся мне, что в ту ночь на месте событий был кто-то ещё.
— Тот, кого ждал Арбак?
— Может быть, а может, и нет. Во всяком случае, кто-то пока нам неизвестный. Ну да ладно, утро вечера мудренее. Скажу одно, Антоний: если дьявол в самом деле решил поморочить головы добрым людям, лучшей возможности ему, пожалуй, не сыскать.
Арбак появился на пороге нашей мастерской в четвёртом часу после восхода солнца. Он пришёл один, пешком, в простом чёрном одеянии, как будто невзначай проходил мимо. Даже не поздоровавшись, первым делом он внимательно осмотрелся по сторонам. Я успел встревожиться, когда его взгляд задержался на пологе, скрывавшем потайную дверь, но жрец только хмыкнул и постарался усесться как можно дальше и от полога, и от входа. Похоже, решил я, ему и вправду сейчас не до христиан.
— Я наслышан о твоей прозорливости, Олинф, — заговорил Арбак с привычной медленной усмешкой, и всё же в его голосе сквозило что-то отдалённо похожее на дрожь. — Если бы не наша договорённость, я бы и сам послал за тобой. Вот это непостижимым образом появилось в моих покоях, вход в которые, — он выдержал многозначительную паузу, — надёжно скрыт от посторонних глаз.
С этими словами он вынул из складок одежды шёлковый мешочек, стянутый шнурком, развязал узел и осторожно высыпал содержимое на стол.
— Ничего не понимаю, — растерянно протянул я. — Это же просто осколки посуды!
— Вазы, дорогой мой Антоний, — поправил Олинф. — Точнее, ваз — глазурь на них разного цвета. А это и вовсе греческий чёрный лак, если я хоть что-нибудь понимаю в гончарном деле. Э, да на них что-то написано! — прибавил он, перебирая черепки. — Рассудок… дороги… жизнь… храма Изиды… избегай…
— Можете не тратить время, — вмешался Арбак. — Должно получиться: «Если рассудок и жизнь дороги тебе, избегай храма Изиды!»
— Похоже, отправитель этого необычного послания желает тебе добра, — предположил я.
— Но прежде он, должно быть, ограбил лучшую в городе посудную лавку, — хмыкнул Олинф.
— И что ещё ты скажешь о моём доброжелателе? — испытующе, хотя и с долей напускной небрежности спросил жрец.
— Может, и скажу, — отозвался Олинф. — У него было достаточно времени, чтобы состряпать эту головоломку без спешки. Вазы он бил чем-то небольшим и тяжёлым, вроде молоточка, причём аккуратно, сохранял нужные слова. А некоторые черепки — например, со словом «избегай», — ещё и обколол по краям, чтобы не порезаться.
— Но где он мог найти амфору с надписью «храма Изиды»? — удивился я.
— Ну как где? Очевидно же, в самом храме Изиды. Подозреваю, наш неизвестный неплохо знаком с его внутренним устройством, раз умудрился не только свистнуть подходящую посудину, но и разведать вход в потайные покои.
— Вижу, слухи не только не приукрашивают твою проницательность, но ещё и недооценивают её, — Арбак наклонился вперёд, упершись руками в столешницу, и понизил голос. — Поговорим начистоту, христианин. Магистрату ничего не стоило бы скормить тебя львам, но ты нужен лично мне — живым и свободным. Я не верю в замшелые истории о призрачных собаках, однако кто-то действительно злоумышляет против меня, и я должен поставить виновника на место. У меня немало врагов в Помпеях, и если ты выяснишь, кто из них мог науськать это чудовище…
Я стоял между бывшим и нынешним наставником с открытым ртом, и сердце у меня внутри так и прыгало. История, в которую мы впутались из любопытства, начинала приобретать опасный оборот.
— Нетрудно догадаться, что ждёт меня, если я ничего не выясню, — в тон Арбаку ответил Олинф. — И раз уж мы говорим начистоту — чудовище всё-таки было на самом деле? И что ты вообще видел?
— К несчастью, — египтянин криво улыбнулся уголком рта, — я могу сказать не больше, чем остальные досужие сплетники. Всё, что я помню — это огромная мерцающая тень, которая бесшумно и очень быстро надвигалась на меня. Думаю, ты не поставишь мне в вину, что я не слишком хорошо рассмотрел её очертания, — он передёрнул плечами.
— Трудно представить себе демона, преодолевшего много лиг и ещё больше лет, чтобы преследовать жрецов одного-единственного храма, — Олинф погладил бороду. — Но, судя по посланию, твоими делами интересуется вовсе не дух. Не случалось ли с тобой после той ночи ещё каких-нибудь странностей?
— Любой другой бы спросил, с какой ноги я встал и в какую сторону летели птицы, — к Арбаку вернулось прежнее насмешливое спокойствие. — Впрочем, что касается ног… Не знаю, что именно ты имеешь в виду, но если вор крадёт одну сандалию из пары — это по меньшей мере странно.
— Сандалию? — заинтересовался Олинф. — Любопытно. А поподробнее?
— Ничего таинственного. Обычные сандалии из крашеной кожи, мне только вчера вечером принесли их от сапожника. Я был занят, кхм, в кумирне и приказал рабу оставить их у порога. А наутро правой как не бывало.
— Ну, это могло случиться и по недосмотру, — рассудил Олинф. — Хотя если наш неведомый доброжелатель сумел подбросить тебе предупреждение — значит, запросто сумел бы что-то и прихватить. Заодно с вазой.
— Доброжелатель? — переспросил Арбак. — Или всё же кому-то выгодно отпугнуть меня от храма?
— Если вспомнить, что случилось неделю назад, — резонно заметил Олинф, — храм Изиды для тебя и так небезопасен.
— Ну уж нет, — жрец приосанился и решительно сдвинул брови. — Ни тёмные силы, ни людские козни не заставят меня свернуть с пути служения богам моей родины. Не ты один твёрд в своих устремлениях.
— Неплохо сказано, — кивнул Олинф. — И что ты думаешь делать?
— Ну, раз уж вы с Антонием не предлагаете мне никакого чудодейственного решения… пожалуй, займусь своими обычными делами. Сейчас, в частности, я собираюсь встретиться на форуме с Квинтом. А после — что ж, если вы мне снова понадобитесь, я пошлю за вами эту цветочницу, Нидию.
Проводив глазами удаляющуюся фигуру Арбака, я невольно перевёл дух. Что-что, а нагнать страху верховный жрец умел, и хотя он не произнёс вслух ни одной угрозы, мной овладели скверные предчувствия. Однако прежде чем я решился поделиться ими с Олинфом, тот вдруг схватил меня за руку и потащил на улицу:
— Живее, Антоний! Нельзя терять ни минуты!
— Арбак тоже что-то забыл? — я тут же вспомнил про трость Нидии. — Догоним его?
— Не догоним, а проследим, — поправил Олинф, увлекая меня в тень соседнего дома. — И, готов поклясться, не мы одни этим занимаемся. Кто-то наверняка не первый день следит и за храмом, и за самим Арбаком — уже второй раз подстерегает его и притом остаётся незамеченным. Ну, надеюсь, мы его скоро сами подстережём…
— Ты действительно хочешь помочь Арбаку? — удивился я, едва поспевая за наставником.
— Ещё чего, — пропыхтел Олинф. — Ты что же, и вправду подумал, будто я поддался на его запугивания? Ради самого Арбака я бы и пальцем не шевельнул. Но я не хочу, чтобы он обернул эту мутную историю себе на пользу. Заметь, мне он признался, что не верит ни в каких египетских чудищ, а вот другие обитатели храма, судя по рассказу Нидии, порядком напуганы и уповают на колдовство. А когда страх туманит разум — помяни моё слово, Антоний, это может плохо кончиться.
Вслед за Арбаком, держась примерно в полусотне шагов от него, мы вышли к гавани. Стояло чудесное летнее утро, ясное и почти безветренное; солнечные лучи золотили воду и пронизывали светом жёлтые паруса греческой ладьи, покачивавшейся на волнах у причала. Жрец невозмутимо шагал по набережной, не замечая раскинувшейся вокруг красоты. А вот я, к стыду своему, залюбовался морем, позабыл о цели нашей прогулки и поэтому не сразу сообразил, что происходит.
Внезапно Олинф, шедший немного впереди меня, мощным прыжком бросился на мостовую, сшиб Арбака с ног и подмял под себя. В то же мгновение до меня донёсся резкий короткий свист и затем — негромкий всплеск.
— Вон там! — рыкнул Олинф. Повернувшись в ту сторону, я увидел через улицу двух носильщиков с лектикой и рванул наперерез, надеясь хотя бы рассмотреть, кто сидит внутри. Но было уже поздно. Из-за занавесок мелькнула тёмная курчавая бородка и сверкнули глаза, окинув меня быстрым пронзительным взглядом. Затем показалась загорелая рука, и что-то с лёгким стуком выпало на мостовую. Носильщики, словно повинуясь этому знаку, дружно прибавили шагу и скрылись в проулке между домами. Когда я добежал до того места, где впервые заметил лектику, их уже и след простыл.
— Тьфу, поглоти тебя пустыня! — выругался Арбак, с кряхтением поднимаясь на ноги. — Мы ещё не договорились о новой встрече. Я уж молчу о том, что ты меня чуть в лепёшку не раздавил!
— Хороша благодарность за спасение жизни, — буркнул Олинф, переводя дыхание. — Что там у тебя, Антоний?
Я наклонился, чтобы подобрать выброшенное незнакомцем оружие. К моему удивлению, это оказалась всего-навсего полая тростниковая трубка.
— Вот оно что, — протянул Олинф, рассматривая наш трофей. — Нет ничего проще. Через неё стреляли чем-то вроде камушка или лёгонького дротика. Угодили бы в глаз — пиши пропало. Впрочем, снаряд мы, судя по плеску, уже не найдём. Ты хотя бы разглядел этого стрелка?
— Лицо нет, а бороду заметил.
— Значит, скорее всего, накладная. М-да, похоже, мы имеем дело с человеком отчаянным и находчивым. Но одно слабое место в его плане всё же есть.
— Носильщики? — догадался я.
— Да ты прямо на глазах учишься! — мой наставник с размаху хлопнул меня по плечу, так что я даже присел. — Вряд ли наш неизвестный рискнул бы воспользоваться собственными носилками и собственными рабами. Скорее нанял их где-нибудь в людном месте, скажем, на рыночной площади. Значит, в конечном счёте мы на них выйдем.
— Меня что же, пытались убить прямо на улице? — хмуро вмешался Арбак, отряхивая пыль с одежды. — И об этом, выходит, и предупреждали осколки ваз?
— Не думаю, — покачал головой Олинф. — Слишком уж ненадёжный способ. Я бы сказал, они дали понять, что с их угрозами стоит считаться.
— Так отпугивают меня от храма или, наоборот, заманивают?
— Во всяком случае, внутри самого храма бояться нечего. На твоём месте я бы прямо туда и отправился. А мы с Антонием уладим кое-какие дела и присоединимся к тебе.
— Всё равно, ничего не понимаю, — признался я, шагая вслед за Олинфом в направлении рыночной площади. — Сначала легенда со светящимся призраком, теперь вдруг дротик из трубки… Запутанная история.
— Как это верно, Антоний, — задумчиво согласился Олинф. — И всё же носилки — не единственная ниточка, за которую мы можем потянуть, не теряя времени.
— А какие другие?
— Ну, во-первых, борода. Такое украшение само по себе не часто встретишь в Помпеях, — он не без гордости пригладил своё растрепавшееся «украшение». — Надо выяснить, кто из жрецов и завсегдатаев храма носит бороду и где они были сегодня утром. А во-вторых, вазы. Лаковые амфоры есть далеко не в каждом доме, а главное — нашему противнику пришлось избавиться от целой груды черепков. Но тут самим не справиться… Ага, вот кто нам нужен!
В эту минуту мы как раз проходили мимо терм, и из боковой двери вдруг выскочил шустрый мальчишка лет десяти-двенадцати.
— А, Кат! — Олинф улыбнулся и поманил его к себе. — Нам без твоей помощи не обойтись.
— Надо созвать встречу? — заговорщическим шёпотом поинтересовался паренёк, устремив на нас блестящие глаза.
— Нет, сегодня опять не получится, — возразил Олинф. — Слушай внимательно. У тебя ведь повсюду знакомые, верно? Ну так обеги все богатые дома в округе, а заодно и посудные лавки, и расспроси рабов, не случалось ли в последнее время никаких странных происшествий с дорогими вазами. Ну там — украли, разбили, а может, кто-то выкинул сразу много осколков. Как только что узнаешь, да и если ничего не узнаешь, скорее сообщи мне. Не найдёшь меня в мастерской — значит, я буду на площади у храма Изиды.
Кат бойко кивнул и мгновение спустя уже исчез за углом.
— Ну вот, этот пострел нам черепки хоть из-под земли достанет, — довольно заметил Олинф. — А мы с тобой попытаемся выйти на след носильщиков.
На рынке нас снова поджидала удача: хозяин, которому мы с грехом пополам, наперебой описали нужную нам лектику, охотно подтвердил, что знает её носильщиков и, как только они освободятся, тут же пришлёт их в храм.
Когда примерно через час мы вышли на площадь, богослужение уже закончилось, и последние прихожане разбредались по домам.
— Прости, Господи, невинное прегрешение, — пробормотал Олинф, проходя через ворота. — Если здесь каждый день топчется этакое стадо, боюсь, вместо меня и вправду понадобится ясновидец. Чудо, не иначе, что хоть какие-то следы сохранились до прихода Нидии.
Внезапно двери храма с грохотом распахнулись, и на крыльце показался Арбак. С первого взгляда было видно, что он так и кипит от злости. В руке он сжимал чёрную кожаную сандалию.
— За кого меня принимают в этом храме?! — рявкнул он и со всей силы хватил сандалией по мраморным перилам. — За дурака?! Вот, полюбуйтесь, — прибавил он уже спокойнее, обернувшись в нашу сторону, — меня, кажется, решили свести с ума! Ну и денёк: сначала посылают какую-то головоломку из черепков, потом пытаются прикончить при всём честном народе, а теперь стащили старую сандалию!
— Разве не новую? — пробормотал я, сбитый с толку не меньше Арбака.
— Да нет, милый мой Антоний, — язвительно процедил жрец, — новая появиться так и не соизволила, зато, пока твой многоумный друг валял меня по мостовой, приделали крылья ещё и старой. Похоже, кое-кому здесь не терпится познакомиться с хищниками на арене!
— Из-за такого пустяка — и на арену? — ужаснулся я.
— И всё же этот пустяк стоит того, чтобы из-за него беспокоиться, — возразил Олинф.
— Я думал, тебя больше беспокоит, кто пытался пристрелить меня, как чибиса, — напомнил Арбак.
— Вообще-то, — Олинф подавил вздох, в котором отчётливо прозвучало «господи, даруй мне терпение», — я как раз хотел спросить: не видел ли ты в храме человека с тёмной бородой? Может, среди прислужников или прихожан?
— Вообще-то я каждое утро вижу его в зеркале, — снова съязвил жрец, пощипывая свою короткую окладистую бородку. — А кроме шуток — я здесь, пожалуй, один такой. Все служители храма бреют головы и бороды. Надеюсь, ты не подозреваешь, будто я раздвоился и чуть сам себе глаз не выбил?
При последних словах ворота скрипнули, и к крыльцу приблизился человек в грубой коричневой тунике.
— Я ищу Олинфа, — с поклоном обратился он к нам. — Звать меня Созий. Мы с братом уже седьмой год работаем носильщиками, и никто на нас до сих пор не жаловался. Чем же мы, господин хороший, перед тобой провинились?
— Во-первых, друг мой Созий, давай без господ, — поморщился Олинф, спускаясь с крыльца. — Я не знатнее тебя — тоже в поте лица добываю свой кусок хлеба. А во-вторых, вы с братом ни в чём не провинились. Я только хотел расспросить о вашем нанимателе, который нынче утром подстерегал на набережной жреца Изиды.
— Что ж тут расспрашивать, если ты лучше меня всё знаешь? — пробормотал удивлённый носильщик. — Мне, в общем-то, и сказать больше нечего. Нанял он нас утром на рыночной площади, заплатил сразу десять сестерциев и велел отнести его к кузнице, что недалеко от гавани. Там мы довольно долго стояли, а когда из дверей вышел вон тот важный господин, — Созий кивнул в сторону Арбака, — наш седок велел отправляться на набережную. А когда вдруг началась суматоха, он и крикнул: «Скорей несите меня к храму Изиды!» Ну вот, и здесь, прямо у ворот, он дал нам ещё десять сестерциев и смешался с толпой. Мы с братом ещё подумали, что этот человек, наверное, сам был жрецом.
— Вот как! — повторил Олинф. — С чего же вы взяли?
— Так ведь он был одет как жрец, — охотно пояснил Созий. — Длинная туника, вся в складках, длинный белый плащ и на голове капюшон. Волосы вроде тёмные. Какого цвета у него глаза — сказать не могу, а вот бородка приметная, курчавая такая. И ещё… вспомнил! Он назвал своё имя, когда второй раз расплачивался.
— На редкость неосмотрительно, — вмешался Арбак. — И как же его угораздило?
— Так прежде чем уйти, — с явной гордостью поведал Созий, — он повернулся к нам и заявил: «Вам выпала немалая честь. Вы сегодня возили самого Арбака, жреца Изиды!»
Должно быть, наши лица в эту минуту представляли собой незабываемое зрелище. Я оторопело хлопал глазами, не в силах произнести ни слова. Арбак весь побагровел от негодования, а Олинф, первым из нас троих справившись с замешательством, разразился громоподобным хохотом.
— Удар, Антоний! — объявил он. — Меткий удар! На зависть иному гладиатору. Да, это противник мне под стать!
— Ничего не скажешь, хитрая бестия, — кисло усмехнулся вслед за ним Арбак. — Увидел, что не попал в цель, и решил хотя бы поиздеваться напоследок. Ну что ж, — продолжал он, жестом пригласив нас следовать за ним обратно к дверям, — как ты думаешь проучить нашего шутника?
— Дело заходит слишком далеко, — Олинф посерьёзнел. — Лучше всего, чтобы рядом с тобой неотлучно находился кто-нибудь толковый и надёжный.
— Уж не сам ли ты собрался поселиться в храме? — испытующе поинтересовался жрец.
— Боже сохрани! Я и внутрь-то не пойду, можешь не упрашивать, — Олинф прислонился к колонне. — Нет, я имел в виду Антония. Недаром он мой ученик. Ты не поверишь, да и он сам вряд ли подозревает, на что он способен в трудную минуту.
Вот тут у меня будто Везувий за спиной извергнулся. Вернуться в храм Изиды после стольких причин не задерживаться там ни одной лишней минуты, оберегать Арбака от опасности, которую я с трудом себе представлял, разбираться в таинственном происшествии, понятия не имея о том, с какого конца к нему подступиться…
— Учитель, а ты?.. — растерянно спросил я.
— Ну ты же понимаешь, в языческом храме мне делать нечего, — тот покачал головой. — К тому же, ты ведь помнишь, надо сковать железные части для нового корабля Диомеда. А он не должен ничего заподозрить — кто знает, случайно ли именно его раб оказался свидетелем первого нападения? — Олинф положил мне руку на плечо и, понизив голос, прибавил: — Дело очень нехорошее, Антоний. Нехорошее и опасное. Но за тебя я спокоен, — улыбнулся он, — кто увлёкся искусством делать выводы, того не сбить с пути никакими ложными верованиями. Лишь бы голова была ясная.

* Лектика — античная разновидность паланкина.

---

Новости из цеха ювелиров и часовщиков

Приехала посылка с подарками на предстоящую Баскервильскую ночь. Всё то, что я в последние недели страстно желал утащить в нору - часы с радужными бабочками и магнитная брошь с бабочкой, которая Главк. Брошь здоровенная, больше настоящей бабочки (тринадцать сантиметров против десяти в природе). Во времена моей беспокойной молодости такими закалывали шарфы.
Мои внутренние хомяк и жаба договорились и строят свой Город мастеров.

---

Осень на сцене короткого года

Всё-таки с погодой в нынешнем году сложнее сладить, чем с темпераментной костариканской сеньорой. Ещё вчера я ходил без пиджака и удивлялся, как за эту осень высохли тропинки среди камышей. Ночью разразился грандиозный ливень. Сейчас небо ясное до прозрачности, но холодный ветер не советует обольщаться. А на ближайшие дни прогноз призывает вспомнить о тёплом пальто.
Я уж молчу о том, что было неделю назад!