Фончик с последующим разоблачением

Сериалка зовётся "Реальная мистика" и неплохо годится на роль шумового оформления в рабочее утро. Там целая разнопрофильная команда занимается отловом собак Баскервилей сорри, поиском научно-преступной подоплёки в якобы мистических событиях. Одним словом, неблагодарной работой в духе бедного старины Холмса.
Сегодня вся каша заварилась из-за белого фосфора, который хранился в кабинете сельского учителя. Хорошо, что другая версия пересилила, а то вы только подумайте - учитель и фосфор!

---

Метаморфозы не вышло

Пока в Меррипит-хаусе не включили отопление, я не чувствую себя вполне дома. Я бы переселился в Коста-Рику, но меня держат дела. Переселился бы в Холл - но у Генри та же пакость и даже холоднее. С минимумом затрат переселился бы в горячую ванну - так там нельзя печатать.
Отпочковавшись сегодня от работы, я рухнул на диван, замотался в плед, как гусеница в кокон, и строго наказал не беспокоить, пока не вылупится какой-нибудь махаон. Ха! Очень скоро над ухом раздался вкрадчивый голос, дескать, махаону уже пора вылупиться и поставить на огонь чайник.
Грустно хлопая несуществующими крыльями, Джек потащился на кухню.

---

Знакомимся с сэром жрецом

Сложный джентльмен этот Арбак, в чём-то закрывается и от автора, не говоря уж о его будущих телохранителях) Надеюсь, получилось вхарактерно)

Табличка II
Первые выводы. О чём могут предупреждать осколки. Стрелок в лектике*. Олинф посылает Ката с поручением. Сандалии продолжают теряться. Раздвоение Арбака. Я возвращаюсь в храм Изиды.

— Вот со следов и надо было начинать! — Олинф вскочил на ноги и в возбуждении принялся мерить шагами мастерскую. Даже его курчавая борода встала торчком. — Ты точно не могла ошибиться?
— Я внимательно ощупала их, — заверила Нидия. — Следы оказались настолько чёткими, что я, пожалуй, сумела бы нарисовать их на вощёной табличке.
— А велики ли они?
Девушка задумалась и раздвинула мои ладони на расстояние никак не меньше Олинфовой пятерни. Я невольно поёжился.
— Так… При храме, верно, держат всякое зверьё, которое у египтян слывёт за богов?
— Обезьян, кошек и осликов, — подтвердила Нидия, — но вот как раз из-за кошек собак туда просто не пускают. И уж таких огромных псов я в Помпеях никогда не встречала.
— А та чёрная тень, которую видела жрица… — начал было я.
— Тень, которая оставляет на земле вполне осязаемые следы, — напомнил Олинф. — Эх, меня бы туда! Для намётанного глаза земля после дождя — всё равно что для моряка звёздное небо, а теперь время упущено… Ты знаешь, Нидия, я был неправ: эта твоя история любопытнее, чем кажется на первый взгляд.
— Так что передать жрецам? — с явным облегчением поинтересовалась та.
— Вот что, — медленно и значительно провозгласил мой наставник. — Если Арбаку так уж важно знать, кто его напугал, пусть придёт завтра утром в мою кузницу. Я буду ждать его здесь вместе с Антонием. И не забудь свою трость, дружок, — прибавил он уже обычным тоном.
— Но зачем? — в недоумении воскликнул я, едва за нашей гостьей закрылась дверь. — Зачем звать Арбака сюда? Вдруг он найдёт… страшно и подумать, что он может здесь найти!
— А ты и не думай о страшном, — усмехнулся в бороду Олинф. — А если серьёзно — так будет проще всего узнать, что у этого египтянина на уме. Если он и впрямь замышляет какую-то каверзу против наших собратьев и надеется обмануть меня, сочинив историю о нечисти и суевериях, он вряд ли примет моё приглашение. А раз примет — значит, либо уверен в успехе, либо и впрямь чего-то опасается. И в том и в другом случае лучше встретиться с ним лицом к лицу. Ты собираешься в город?
— Вообще-то я хотел повидать Иону, — подтвердил я.
— Тогда, если встретишь Медона, передай ему, что я сегодня не приду. Мне нужно хорошенько подумать над нашей загадкой.
Мне так и не удалось увидеться с сестрой. Не застав её ни в храме, ни дома, я поужинал в харчевне и вечером вернулся в мастерскую. Олинф, склонившись над столом, заправлял маслом глиняный светильник.
— А, Антоний! — окликнул он, не оборачиваясь. — Должно быть, ты порядком устал и проголодался, если не побоялся заглянуть на ужин к Стратонике.
— А как ты догадался, что я там был? — снова опешил я.
— Ну, ты уж и сам мог бы сообразить. Здесь у меня, конечно, не лавка благовоний, но я ещё с порога учуял от тебя запах полбяной каши и разведённой краски. Полбу любят гладиаторы, краска сразу наводит на мысль о художнике. А раз твой плащ успел пропитаться этими ароматами — я что-то не припомню других заведений, где можно одновременно встретить гладиаторов за едой и художника за работой. Кстати, мне тут тоже пришлось художником заделаться. Взгляни-ка, я всё правильно изобразил?
Он подвёл меня к верстаку, на крышке которого мелом было нарисовано что-то вроде карты.
— Похоже на план храма Изиды, — распознал я.
— Он самый. Так что моему телу вовсе не пришлось лишний раз соваться в это богопротивное место. Зато мой дух, можно сказать, обследовал каждый здесь уголочек. Смотри, что у нас получается. — Олинф взял из погасшего горна несколько угольков и разложил их на рисунке. — Арбак стоял на дорожке за главными воротами, потом увидел несущуюся на него тень, которая пришла вот отсюда, и побежал через лужайку, где и свалился. Вот с этой стороны к храму подошёл Пётр, а где-то здесь, перед воротами, могла стоять жрица, увидевшая тень.
— Пока всё сходится, — заметил я.
— Всё да не всё, — возразил Олинф, хмуря кустистые брови. — Сдаётся мне, что в ту ночь на месте событий был кто-то ещё.
— Тот, кого ждал Арбак?
— Может быть, а может, и нет. Во всяком случае, кто-то пока нам неизвестный. Ну да ладно, утро вечера мудренее. Скажу одно, Антоний: если дьявол в самом деле решил поморочить головы добрым людям, лучшей возможности ему, пожалуй, не сыскать.
Арбак появился на пороге нашей мастерской в четвёртом часу после восхода солнца. Он пришёл один, пешком, в простом чёрном одеянии, как будто невзначай проходил мимо. Даже не поздоровавшись, первым делом он внимательно осмотрелся по сторонам. Я успел встревожиться, когда его взгляд задержался на пологе, скрывавшем потайную дверь, но жрец только хмыкнул и постарался усесться как можно дальше и от полога, и от входа. Похоже, решил я, ему и вправду сейчас не до христиан.
— Я наслышан о твоей прозорливости, Олинф, — заговорил Арбак с привычной медленной усмешкой, и всё же в его голосе сквозило что-то отдалённо похожее на дрожь. — Если бы не наша договорённость, я бы и сам послал за тобой. Вот это непостижимым образом появилось в моих покоях, вход в которые, — он выдержал многозначительную паузу, — надёжно скрыт от посторонних глаз.
С этими словами он вынул из складок одежды шёлковый мешочек, стянутый шнурком, развязал узел и осторожно высыпал содержимое на стол.
— Ничего не понимаю, — растерянно протянул я. — Это же просто осколки посуды!
— Вазы, дорогой мой Антоний, — поправил Олинф. — Точнее, ваз — глазурь на них разного цвета. А это и вовсе греческий чёрный лак, если я хоть что-нибудь понимаю в гончарном деле. Э, да на них что-то написано! — прибавил он, перебирая черепки. — Рассудок… дороги… жизнь… храма Изиды… избегай…
— Можете не тратить время, — вмешался Арбак. — Должно получиться: «Если рассудок и жизнь дороги тебе, избегай храма Изиды!»
— Похоже, отправитель этого необычного послания желает тебе добра, — предположил я.
— Но прежде он, должно быть, ограбил лучшую в городе посудную лавку, — хмыкнул Олинф.
— И что ещё ты скажешь о моём доброжелателе? — испытующе, хотя и с долей напускной небрежности спросил жрец.
— Может, и скажу, — отозвался Олинф. — У него было достаточно времени, чтобы состряпать эту головоломку без спешки. Вазы он бил чем-то небольшим и тяжёлым, вроде молоточка, причём аккуратно, сохранял нужные слова. А некоторые черепки — например, со словом «избегай», — ещё и обколол по краям, чтобы не порезаться.
— Но где он мог найти амфору с надписью «храма Изиды»? — удивился я.
— Ну как где? Очевидно же, в самом храме Изиды. Подозреваю, наш неизвестный неплохо знаком с его внутренним устройством, раз умудрился не только свистнуть подходящую посудину, но и разведать вход в потайные покои.
— Вижу, слухи не только не приукрашивают твою проницательность, но ещё и недооценивают её, — Арбак наклонился вперёд, упершись руками в столешницу, и понизил голос. — Поговорим начистоту, христианин. Магистрату ничего не стоило бы скормить тебя львам, но ты нужен лично мне — живым и свободным. Я не верю в замшелые истории о призрачных собаках, однако кто-то действительно злоумышляет против меня, и я должен поставить виновника на место. У меня немало врагов в Помпеях, и если ты выяснишь, кто из них мог науськать это чудовище…
Я стоял между бывшим и нынешним наставником с открытым ртом, и сердце у меня внутри так и прыгало. История, в которую мы впутались из любопытства, начинала приобретать опасный оборот.
— Нетрудно догадаться, что ждёт меня, если я ничего не выясню, — в тон Арбаку ответил Олинф. — И раз уж мы говорим начистоту — чудовище всё-таки было на самом деле? И что ты вообще видел?
— К несчастью, — египтянин криво улыбнулся уголком рта, — я могу сказать не больше, чем остальные досужие сплетники. Всё, что я помню — это огромная мерцающая тень, которая бесшумно и очень быстро надвигалась на меня. Думаю, ты не поставишь мне в вину, что я не слишком хорошо рассмотрел её очертания, — он передёрнул плечами.
— Трудно представить себе демона, преодолевшего много лиг и ещё больше лет, чтобы преследовать жрецов одного-единственного храма, — Олинф погладил бороду. — Но, судя по посланию, твоими делами интересуется вовсе не дух. Не случалось ли с тобой после той ночи ещё каких-нибудь странностей?
— Любой другой бы спросил, с какой ноги я встал и в какую сторону летели птицы, — к Арбаку вернулось прежнее насмешливое спокойствие. — Впрочем, что касается ног… Не знаю, что именно ты имеешь в виду, но если вор крадёт одну сандалию из пары — это по меньшей мере странно.
— Сандалию? — заинтересовался Олинф. — Любопытно. А поподробнее?
— Ничего таинственного. Обычные сандалии из крашеной кожи, мне только вчера вечером принесли их от сапожника. Я был занят, кхм, в кумирне и приказал рабу оставить их у порога. А наутро правой как не бывало.
— Ну, это могло случиться и по недосмотру, — рассудил Олинф. — Хотя если наш неведомый доброжелатель сумел подбросить тебе предупреждение — значит, запросто сумел бы что-то и прихватить. Заодно с вазой.
— Доброжелатель? — переспросил Арбак. — Или всё же кому-то выгодно отпугнуть меня от храма?
— Если вспомнить, что случилось неделю назад, — резонно заметил Олинф, — храм Изиды для тебя и так небезопасен.
— Ну уж нет, — жрец приосанился и решительно сдвинул брови. — Ни тёмные силы, ни людские козни не заставят меня свернуть с пути служения богам моей родины. Не ты один твёрд в своих устремлениях.
— Неплохо сказано, — кивнул Олинф. — И что ты думаешь делать?
— Ну, раз уж вы с Антонием не предлагаете мне никакого чудодейственного решения… пожалуй, займусь своими обычными делами. Сейчас, в частности, я собираюсь встретиться на форуме с Квинтом. А после — что ж, если вы мне снова понадобитесь, я пошлю за вами эту цветочницу, Нидию.
Проводив глазами удаляющуюся фигуру Арбака, я невольно перевёл дух. Что-что, а нагнать страху верховный жрец умел, и хотя он не произнёс вслух ни одной угрозы, мной овладели скверные предчувствия. Однако прежде чем я решился поделиться ими с Олинфом, тот вдруг схватил меня за руку и потащил на улицу:
— Живее, Антоний! Нельзя терять ни минуты!
— Арбак тоже что-то забыл? — я тут же вспомнил про трость Нидии. — Догоним его?
— Не догоним, а проследим, — поправил Олинф, увлекая меня в тень соседнего дома. — И, готов поклясться, не мы одни этим занимаемся. Кто-то наверняка не первый день следит и за храмом, и за самим Арбаком — уже второй раз подстерегает его и притом остаётся незамеченным. Ну, надеюсь, мы его скоро сами подстережём…
— Ты действительно хочешь помочь Арбаку? — удивился я, едва поспевая за наставником.
— Ещё чего, — пропыхтел Олинф. — Ты что же, и вправду подумал, будто я поддался на его запугивания? Ради самого Арбака я бы и пальцем не шевельнул. Но я не хочу, чтобы он обернул эту мутную историю себе на пользу. Заметь, мне он признался, что не верит ни в каких египетских чудищ, а вот другие обитатели храма, судя по рассказу Нидии, порядком напуганы и уповают на колдовство. А когда страх туманит разум — помяни моё слово, Антоний, это может плохо кончиться.
Вслед за Арбаком, держась примерно в полусотне шагов от него, мы вышли к гавани. Стояло чудесное летнее утро, ясное и почти безветренное; солнечные лучи золотили воду и пронизывали светом жёлтые паруса греческой ладьи, покачивавшейся на волнах у причала. Жрец невозмутимо шагал по набережной, не замечая раскинувшейся вокруг красоты. А вот я, к стыду своему, залюбовался морем, позабыл о цели нашей прогулки и поэтому не сразу сообразил, что происходит.
Внезапно Олинф, шедший немного впереди меня, мощным прыжком бросился на мостовую, сшиб Арбака с ног и подмял под себя. В то же мгновение до меня донёсся резкий короткий свист и затем — негромкий всплеск.
— Вон там! — рыкнул Олинф. Повернувшись в ту сторону, я увидел через улицу двух носильщиков с лектикой и рванул наперерез, надеясь хотя бы рассмотреть, кто сидит внутри. Но было уже поздно. Из-за занавесок мелькнула тёмная курчавая бородка и сверкнули глаза, окинув меня быстрым пронзительным взглядом. Затем показалась загорелая рука, и что-то с лёгким стуком выпало на мостовую. Носильщики, словно повинуясь этому знаку, дружно прибавили шагу и скрылись в проулке между домами. Когда я добежал до того места, где впервые заметил лектику, их уже и след простыл.
— Тьфу, поглоти тебя пустыня! — выругался Арбак, с кряхтением поднимаясь на ноги. — Мы ещё не договорились о новой встрече. Я уж молчу о том, что ты меня чуть в лепёшку не раздавил!
— Хороша благодарность за спасение жизни, — буркнул Олинф, переводя дыхание. — Что там у тебя, Антоний?
Я наклонился, чтобы подобрать выброшенное незнакомцем оружие. К моему удивлению, это оказалась всего-навсего полая тростниковая трубка.
— Вот оно что, — протянул Олинф, рассматривая наш трофей. — Нет ничего проще. Через неё стреляли чем-то вроде камушка или лёгонького дротика. Угодили бы в глаз — пиши пропало. Впрочем, снаряд мы, судя по плеску, уже не найдём. Ты хотя бы разглядел этого стрелка?
— Лицо нет, а бороду заметил.
— Значит, скорее всего, накладная. М-да, похоже, мы имеем дело с человеком отчаянным и находчивым. Но одно слабое место в его плане всё же есть.
— Носильщики? — догадался я.
— Да ты прямо на глазах учишься! — мой наставник с размаху хлопнул меня по плечу, так что я даже присел. — Вряд ли наш неизвестный рискнул бы воспользоваться собственными носилками и собственными рабами. Скорее нанял их где-нибудь в людном месте, скажем, на рыночной площади. Значит, в конечном счёте мы на них выйдем.
— Меня что же, пытались убить прямо на улице? — хмуро вмешался Арбак, отряхивая пыль с одежды. — И об этом, выходит, и предупреждали осколки ваз?
— Не думаю, — покачал головой Олинф. — Слишком уж ненадёжный способ. Я бы сказал, они дали понять, что с их угрозами стоит считаться.
— Так отпугивают меня от храма или, наоборот, заманивают?
— Во всяком случае, внутри самого храма бояться нечего. На твоём месте я бы прямо туда и отправился. А мы с Антонием уладим кое-какие дела и присоединимся к тебе.
— Всё равно, ничего не понимаю, — признался я, шагая вслед за Олинфом в направлении рыночной площади. — Сначала легенда со светящимся призраком, теперь вдруг дротик из трубки… Запутанная история.
— Как это верно, Антоний, — задумчиво согласился Олинф. — И всё же носилки — не единственная ниточка, за которую мы можем потянуть, не теряя времени.
— А какие другие?
— Ну, во-первых, борода. Такое украшение само по себе не часто встретишь в Помпеях, — он не без гордости пригладил своё растрепавшееся «украшение». — Надо выяснить, кто из жрецов и завсегдатаев храма носит бороду и где они были сегодня утром. А во-вторых, вазы. Лаковые амфоры есть далеко не в каждом доме, а главное — нашему противнику пришлось избавиться от целой груды черепков. Но тут самим не справиться… Ага, вот кто нам нужен!
В эту минуту мы как раз проходили мимо терм, и из боковой двери вдруг выскочил шустрый мальчишка лет десяти-двенадцати.
— А, Кат! — Олинф улыбнулся и поманил его к себе. — Нам без твоей помощи не обойтись.
— Надо созвать встречу? — заговорщическим шёпотом поинтересовался паренёк, устремив на нас блестящие глаза.
— Нет, сегодня опять не получится, — возразил Олинф. — Слушай внимательно. У тебя ведь повсюду знакомые, верно? Ну так обеги все богатые дома в округе, а заодно и посудные лавки, и расспроси рабов, не случалось ли в последнее время никаких странных происшествий с дорогими вазами. Ну там — украли, разбили, а может, кто-то выкинул сразу много осколков. Как только что узнаешь, да и если ничего не узнаешь, скорее сообщи мне. Не найдёшь меня в мастерской — значит, я буду на площади у храма Изиды.
Кат бойко кивнул и мгновение спустя уже исчез за углом.
— Ну вот, этот пострел нам черепки хоть из-под земли достанет, — довольно заметил Олинф. — А мы с тобой попытаемся выйти на след носильщиков.
На рынке нас снова поджидала удача: хозяин, которому мы с грехом пополам, наперебой описали нужную нам лектику, охотно подтвердил, что знает её носильщиков и, как только они освободятся, тут же пришлёт их в храм.
Когда примерно через час мы вышли на площадь, богослужение уже закончилось, и последние прихожане разбредались по домам.
— Прости, Господи, невинное прегрешение, — пробормотал Олинф, проходя через ворота. — Если здесь каждый день топчется этакое стадо, боюсь, вместо меня и вправду понадобится ясновидец. Чудо, не иначе, что хоть какие-то следы сохранились до прихода Нидии.
Внезапно двери храма с грохотом распахнулись, и на крыльце показался Арбак. С первого взгляда было видно, что он так и кипит от злости. В руке он сжимал чёрную кожаную сандалию.
— За кого меня принимают в этом храме?! — рявкнул он и со всей силы хватил сандалией по мраморным перилам. — За дурака?! Вот, полюбуйтесь, — прибавил он уже спокойнее, обернувшись в нашу сторону, — меня, кажется, решили свести с ума! Ну и денёк: сначала посылают какую-то головоломку из черепков, потом пытаются прикончить при всём честном народе, а теперь стащили старую сандалию!
— Разве не новую? — пробормотал я, сбитый с толку не меньше Арбака.
— Да нет, милый мой Антоний, — язвительно процедил жрец, — новая появиться так и не соизволила, зато, пока твой многоумный друг валял меня по мостовой, приделали крылья ещё и старой. Похоже, кое-кому здесь не терпится познакомиться с хищниками на арене!
— Из-за такого пустяка — и на арену? — ужаснулся я.
— И всё же этот пустяк стоит того, чтобы из-за него беспокоиться, — возразил Олинф.
— Я думал, тебя больше беспокоит, кто пытался пристрелить меня, как чибиса, — напомнил Арбак.
— Вообще-то, — Олинф подавил вздох, в котором отчётливо прозвучало «господи, даруй мне терпение», — я как раз хотел спросить: не видел ли ты в храме человека с тёмной бородой? Может, среди прислужников или прихожан?
— Вообще-то я каждое утро вижу его в зеркале, — снова съязвил жрец, пощипывая свою короткую окладистую бородку. — А кроме шуток — я здесь, пожалуй, один такой. Все служители храма бреют головы и бороды. Надеюсь, ты не подозреваешь, будто я раздвоился и чуть сам себе глаз не выбил?
При последних словах ворота скрипнули, и к крыльцу приблизился человек в грубой коричневой тунике.
— Я ищу Олинфа, — с поклоном обратился он к нам. — Звать меня Созий. Мы с братом уже седьмой год работаем носильщиками, и никто на нас до сих пор не жаловался. Чем же мы, господин хороший, перед тобой провинились?
— Во-первых, друг мой Созий, давай без господ, — поморщился Олинф, спускаясь с крыльца. — Я не знатнее тебя — тоже в поте лица добываю свой кусок хлеба. А во-вторых, вы с братом ни в чём не провинились. Я только хотел расспросить о вашем нанимателе, который нынче утром подстерегал на набережной жреца Изиды.
— Что ж тут расспрашивать, если ты лучше меня всё знаешь? — пробормотал удивлённый носильщик. — Мне, в общем-то, и сказать больше нечего. Нанял он нас утром на рыночной площади, заплатил сразу десять сестерциев и велел отнести его к кузнице, что недалеко от гавани. Там мы довольно долго стояли, а когда из дверей вышел вон тот важный господин, — Созий кивнул в сторону Арбака, — наш седок велел отправляться на набережную. А когда вдруг началась суматоха, он и крикнул: «Скорей несите меня к храму Изиды!» Ну вот, и здесь, прямо у ворот, он дал нам ещё десять сестерциев и смешался с толпой. Мы с братом ещё подумали, что этот человек, наверное, сам был жрецом.
— Вот как! — повторил Олинф. — С чего же вы взяли?
— Так ведь он был одет как жрец, — охотно пояснил Созий. — Длинная туника, вся в складках, длинный белый плащ и на голове капюшон. Волосы вроде тёмные. Какого цвета у него глаза — сказать не могу, а вот бородка приметная, курчавая такая. И ещё… вспомнил! Он назвал своё имя, когда второй раз расплачивался.
— На редкость неосмотрительно, — вмешался Арбак. — И как же его угораздило?
— Так прежде чем уйти, — с явной гордостью поведал Созий, — он повернулся к нам и заявил: «Вам выпала немалая честь. Вы сегодня возили самого Арбака, жреца Изиды!»
Должно быть, наши лица в эту минуту представляли собой незабываемое зрелище. Я оторопело хлопал глазами, не в силах произнести ни слова. Арбак весь побагровел от негодования, а Олинф, первым из нас троих справившись с замешательством, разразился громоподобным хохотом.
— Удар, Антоний! — объявил он. — Меткий удар! На зависть иному гладиатору. Да, это противник мне под стать!
— Ничего не скажешь, хитрая бестия, — кисло усмехнулся вслед за ним Арбак. — Увидел, что не попал в цель, и решил хотя бы поиздеваться напоследок. Ну что ж, — продолжал он, жестом пригласив нас следовать за ним обратно к дверям, — как ты думаешь проучить нашего шутника?
— Дело заходит слишком далеко, — Олинф посерьёзнел. — Лучше всего, чтобы рядом с тобой неотлучно находился кто-нибудь толковый и надёжный.
— Уж не сам ли ты собрался поселиться в храме? — испытующе поинтересовался жрец.
— Боже сохрани! Я и внутрь-то не пойду, можешь не упрашивать, — Олинф прислонился к колонне. — Нет, я имел в виду Антония. Недаром он мой ученик. Ты не поверишь, да и он сам вряд ли подозревает, на что он способен в трудную минуту.
Вот тут у меня будто Везувий за спиной извергнулся. Вернуться в храм Изиды после стольких причин не задерживаться там ни одной лишней минуты, оберегать Арбака от опасности, которую я с трудом себе представлял, разбираться в таинственном происшествии, понятия не имея о том, с какого конца к нему подступиться…
— Учитель, а ты?.. — растерянно спросил я.
— Ну ты же понимаешь, в языческом храме мне делать нечего, — тот покачал головой. — К тому же, ты ведь помнишь, надо сковать железные части для нового корабля Диомеда. А он не должен ничего заподозрить — кто знает, случайно ли именно его раб оказался свидетелем первого нападения? — Олинф положил мне руку на плечо и, понизив голос, прибавил: — Дело очень нехорошее, Антоний. Нехорошее и опасное. Но за тебя я спокоен, — улыбнулся он, — кто увлёкся искусством делать выводы, того не сбить с пути никакими ложными верованиями. Лишь бы голова была ясная.

* Лектика — античная разновидность паланкина.

---

Новости из цеха ювелиров и часовщиков

Приехала посылка с подарками на предстоящую Баскервильскую ночь. Всё то, что я в последние недели страстно желал утащить в нору - часы с радужными бабочками и магнитная брошь с бабочкой, которая Главк. Брошь здоровенная, больше настоящей бабочки (тринадцать сантиметров против десяти в природе). Во времена моей беспокойной молодости такими закалывали шарфы.
Мои внутренние хомяк и жаба договорились и строят свой Город мастеров.

---

Осень на сцене короткого года

Всё-таки с погодой в нынешнем году сложнее сладить, чем с темпераментной костариканской сеньорой. Ещё вчера я ходил без пиджака и удивлялся, как за эту осень высохли тропинки среди камышей. Ночью разразился грандиозный ливень. Сейчас небо ясное до прозрачности, но холодный ветер не советует обольщаться. А на ближайшие дни прогноз призывает вспомнить о тёплом пальто.
Я уж молчу о том, что было неделю назад!

---

Программа-максимум

Из всего запланированного на конец этой недели не получилось только сфотографировать бересклет. Зато у меня снова отваливаются ноги. Потому что мы сначала нагулялись в лесу, а потом напетлялись по старым дворикам Эксгемптона, сбрасывая предполагаемый Шерлок-хвост. Ну, тут я сам нарвался - вовремя не убрал в рюкзак тростестрел. (Хотя мне сейчас только и нарываться).
Но этого мне показалось мало, и прогулку я закончил в месте, которое последнее время незаслуженно забываю - на обожаемых моих болотах. А точнее, в том их уголке, через который протекает река. Я ведь когда-то проводил на берегу немало времени - отдыхал, зачитывался любимыми книгами. Сейчас, как ни грустно, там уже не поплаваешь, но я всё-таки поздоровался с рекой. А заодно, похоже, и простился с летом - почти так же, как встречал его в Холмсенбурге, с башмаками в одной руке и букетом камышей в другой.
А камыши-то у нас какие!.. Выше головы. Вот уж где спрячешься, так никакой Холмс не найдёт

Вот из-за этого кустика и пришлось уходить дворами:


Наши гримпенские камыши:


Эти тропки не такие уж секретные:






Если задрать голову:


А вот эти кадры Холмсу показывать категорически нельзя!


До свидания, долгое лето!

---

Что-то вчера такой большой кусок третьей главы накатался, что ради такого случая уже стоило выцарапывать себе выходные, заливая и не краснея.

---

Светские знакомства с бабочками не кончаются

Вопрос на засыпку: если Джек пускается в очередную авантюру, что больше всего страдает в его непосредственном окружении? Генри? Бэрил с Лорой? Оба мимо. Больше всего страдает задний карман моих брюк, на который я вечно умудряюсь находить приключения. Даже в центре города, в цивилизованнейшем месте - ботаническом саду.

Очень, очень много фото!

А всё так респектабельно начиналось! Дорожки, плитка, гравий, цветы садовые... Впрочем, я был готов ко всему и не выпускал из рук тростестрела. Это чудо техники, надо сказать, сегодня с блеском выдержало испытание.

Для любви не названа цена. Красный и розовый шиповник:


Бархатцы неизменно вызывают в памяти лучшие дни в "Сент-Оливере":


Настурции и ломоносы - привет Дюма-команде:


А живокость просто радует глаз и призывает уползать дальше


Оранжевые георгины - Лорина слабость:


Львиный зев. Крокодильего не завезли:


А потом я заметил бабочек и, конечно, обо всём забыл. Покрасоваться перед нами слетелись две крапивницы, один адмирал и два или три павлиньих глаза. На крупном размере их вполне можно рассмотреть:


И ещё один слёт - на кусте клопогона. Здесь отметилась и репейница:


Чем не Затерянный мир?


А ещё тут живут кошки. Их привлекают пахучие травки и особенно валериана:


Гроздья бузины:


Привет осеннего солнца:


Ну и, собственно, приключение. Как известно, Alter Ego Джеймс Фолкнер - большой знаток голубянок. Но моя новая знакомая совсем не голубая и не водится в Йоркшире. Я её сперва даже принял за небольшую бархатницу, но хвостики на нижних крыльях расставили все точки над i. Встречайте берёзовую хвостатку:

Я так увлёкся, что задел какой-то неизвестный мне куст и перемазал его ягодами полу пиджака и любимые брюки. Отстирывать пятна дома пришлось мне самому - терпение у моих ненаглядных не железное. Но трофей того стоит!

Ну, а это - для умиротворения:

---

Считалочка

С работой выплыли, то есть выкрутились - раз!
Облака расходятся - два!
Больше приставать до понедельника не будут, я предупредил - три!
Ну что, кто молодец? Я молодец!

---

Вот так-то выкручиваться...

От понятно кого бежал, да понятно куда попал.
В общем, кажется, я повесил себе на шею не менее противный и тяжёлый перевод. И если я хочу ботанический сад завтра, пикник в выходные и третью главу фика в процессе - сегодня мне придётся стиснуть зубы и поработать.

---

Давёж на жалость mode on

Эх, господа, вы бы видели, как я сегодня выкручивался из нежелательного заказа!
Честное энтомологическое, при воспоминании о предыдущих текстах из этой партии у меня мурашки по спине. Даже желание заказчика подвинуть срок меня не переубедит. Нет уж, фигушки!
Конечно, в переписке нельзя сложить подходящее четверостишие или выдать жалобный взгляд снизу вверх. Но, кажется, доступных средств мне хватит
Alter Ego Мортон Лоури поддерживает:

---

Песенка об экстремальном свидании

Я ведь уже стёр этот черновик, а после недавнего эпичного омовения... ну вы поняли.



Куда, скажите мне, влюблённым
Деваться от сердечных ран?
Бери вино, зови Иону
И отправляйся под вулкан!
Пусть магистрат за всех в ответе,
Пускай Арбаку власть нужна -
А под вулканом солнце светит
И тишина, и тишина!

Что нам за дело до Изиды,
Арены, форума и проч.,
Когда вокруг такие виды,
Как в милой Греции точь-в-точь?
Пусть гладиатор перед боем
У Стратоники пьёт до дна -
А под вулканом лишь мы двое
И тишина, и тишина!
(правда, чего-то громыхает...

А нам что?)
Пускай в запале христиане
Зовут весь мир пустить на слом,
А мы, хоть сидя на вулкане,
С любимой счастье обретём!
Землетрясенье не пугает:
Тропинка вниз уже видна,
Две-три минуты - мы у Гая,
И тишина, и тишина,
И тишина!

---

С днём рождения!

Дорогая  Irene-Assole, мы с мисс Лемон желаем тебе успеха и вдохновения во всех делах, включая, разумеется, командные!

---

Имею я, имеет он, имейте совесть!

Генри, дорогой ты мой ненаглядный рассобачий корм, сегодня не твой праздник!
Так какого же хьюга ты слопал все яблоки, отложенные на пирог?!

АПД: Сегодня как раз такой день, когда я закрываюсь на кухне и священнодействую. И если гости заглянут раньше времени - извините, мистер Холмс, доктор Ватсон, руки сам не подаю, руки все в муке!
Вспомнил старый рецепт яблочно-клюквенно-медовой начинки с ЗФБ. Клюква попалась какая-то фантастически развесистая, точно не гримпенская - таёжная, что ли? Пришлось увеличить пропорции чуть ли не вдвое, и теперь у нас запас "ясного огня" на один пирог вперёд. Если я и похудел за лето, то этак не замечу, как всё обратно вернётся

А запихнул я это ароматное чудо в крамбл. Почти как в "Баскервиль пабе", но домашний вкуснее:

Желающие, стучитесь за рецептом!

запись создана: 18.09.2018 в 11:30

---

Чисто вопрос принципа

Подписался на розыгрыш призов, который должен состояться 18 сентября.
Мне, если честно, не нужен приз. Мне просто интересно: день же значимый... а вдруг получится?

АПД: Так ничего и не выиграл. В принципе, я особо и не рассчитывал. Откуда им знать, что розыгрыш выпадал на особенный день?
Хотя мне по-прежнему никто не мешает самому купить вышитые часы. Может, и поинтереснее тех радужных бабочек, чтобы вписались и в мою комнату, и куда-нибудь в Холл...

запись создана: 10.09.2018 в 13:50

---

У Гая баснями не кормят;)

И да, пора мне выполнить обещание и начать публикацию большого кроссовера, идея которого складывалась у нас с Zoief ещё с апреля. Всё началось с помпейской мозаики, на которой изображена - ну да, собака... ччёрная. А там, где есть Alter Ego Николас Клэй и чёрная собака, там мысль сворачивает на проторённую дорожку. А разбираться в самой известной собачьей тайне предстоит Олинфу, который умеет делать выводы, и Антонию, который только постигает это искусство.

ЧУДОВИЩЕ ХРАМА ИЗИДЫ

Табличка I
Искусство делать выводы. Бродячий философ превращается в продавщицу цветов. Предание храма Изиды. Раб, жрица и светящаяся тень. Чего Олинф не знал о себе сам. Зловещая находка на влажной земле.

— Так что же ты, Антоний, думаешь об этой трости?
Я в недоумении скосил глаза через плечо на своего наставника, но Олинф, поглощённый работой, даже не обернулся.
— Можно подумать, — признался я, разводя руками, — что твой бог наградил тебя ясновидением.
— Такой чести я ещё не заслужил, — раскатисто засмеялся Олинф. — Однако Бог, читающий в наших душах, не зря заповедовал, чтоб мы на него надеялись, а сами не плошали. Так что дар ясновидения мне ни к чему, если передо мной стоит новёхонький медный панцирь, который я только что начистил до блеска.
— Как же всё просто! — вздохнул я. — Особенно когда ты мне растолкуешь. Хотел бы я так же делать выводы из мелочей.
— Вот и попробуй, — ободряюще прогудел мой наставник. — Не Изида горшки обжигает. Ну так что ты думаешь об этой трости? Вернее сказать — об её хозяине, недаром же он забыл её здесь.
Я снова взял трость в руки и внимательно осмотрел её сверху донизу. Совсем простая, из некрашеного дерева: нижний конец заметно стёрся, а верхний, загнутый, был до гладкости отполирован руками владельца.
— Ну, — в задумчивости протянул я, — надо полагать, хозяин этой трости — человек довольно высокого роста, почти наверняка мужчина, если ему удобно на неё опираться. Я также склонен думать, что он много ходит пешком.
— Ага, — Олинф с любопытством прищурился. — А почему ты так решил?
— А посмотри, как она сбилась. С ней явно не по Помпеям гуляли: из дома в термы, на минуточку в храм и обратно домой. Уверен, хозяин нашей трости исходил немало дорог.
— Ну вот видишь! У тебя уже получается. Ещё что-нибудь?
Новое искусство казалось мне всё увлекательнее. Подумать только — по какой-то деревяшке мы воссоздаём человеческую жизнь! Я повертел трость в руках, и вдруг меня осенила новая догадка:
— А ты заметил, Олинф, что она совсем простая — ни украшений, ни резьбы! Я лично не представляю её в руках хозяина какой-нибудь виллы под Везувием. Наверняка этот человек не гонится за роскошью. А если к тому же он много ходит пешком… — я немного помедлил, собираясь с мыслями, — значит, скорее всего, трость принадлежит какому-нибудь странствующему философу. Постой! — спохватился я. — Вчера на рынке говорили, будто стража ищет христианского проповедника из Рима. Если он приходил к тебе… его ведь могли выследить! Чего ж мы сидим, Олинф? Нам надо немедленно предупредить его и отвести в безопасное место!
Ещё минута — и я бы рванул на улицу спасать так явственно увиденного мной бродячего проповедника, но мощная лапа Олинфа вовремя опустилась мне на плечо.
— Подожди, подожди! Дай-ка мне сперва самому посмотреть.
— Но ведь… всё же настолько очевидно! — растерянно пробормотал я.
— Так… — Олинф забрал у меня трость и поднёс её к самой бороде. — Угу. Ну, ты, конечно, перегнул палку, но с кем не бывает по первому разу? Если вспомнить, что я однажды Медону наговорил… Ладно, сейчас не об этом. Насчёт того, что хозяин трости много ходит пешком, ты не ошибся. Молодец! А вот с ростом всё-таки дал маху. Видишь, нижний конец стесался не ровно, а наискось? На неё не опирались, а ощупывали ей дорогу перед собой. Кто так делает? Только незрячие. Мы бы с тобой такой палкой много не нащупали, так что, скорее всего, наш гость не очень-то высокий. Точнее, гостья.
— Ещё и гостья! — не удержался я.
— Суди сам: дерево, как ты заметил, некрашеное и насквозь пропиталось цветочными ароматами. Так часто с цветами возятся скорее женщины. Ну, а много ты знаешь в Помпеях слепых девушек, которые постоянно ходят пешком и носят с собой цветы? Я, например, только одну.
— Ну конечно! — запоздало сообразил я. — Это же Нидия, фессалийка, которая продаёт цветы у храма Изиды! Тогда надо скорее найти её и вернуть ей трость!
— Всё бы тебе бежать и искать, — добродушно укорил Олинф. — Тем более наша цветочница и без трости вполне справляется. Иначе зачем ей собака?
— Постой! — взмолился я. — Я уже за твоими мыслями не поспеваю. Откуда ты вообще взял про собаку?
— Да всё из той же трости. Видишь на ней две отметины прямо посередине? Это следы зубов. Собака шла впереди хозяйки на поводке, а палку несла в пасти. А судя по расстоянию между отметинами, она крупнее комнатной собачонки, но уж, конечно, меньше молосса… Ах, да, — небрежно прибавил Олинф, остановившись возле окна, — она длинноухая, курчавая и всё время вертит хвостом.
— И ты узнал это по отметинам от зубов? — я ошарашенно вытаращился на него, едва успев подумать, что подобных вершин в искусстве делать выводы мне никогда не достичь.
— Ну, если честно, — Олинф хитро глянул на меня из-под мохнатых бровей, — именно такая собака сейчас ведёт свою хозяйку прямо к нашей мастерской. Похоже, бежать на поиски тебе не придётся.
— Мы уже пришли, Снупус? — послышался нежный девичий голос. В ответ раздался звонкий лай, и кто-то требовательно заскрёбся в дверь.
Не успел я откинуть запор, как в ноги мне с бодрым тявканьем кинулся какой-то рыжий кудрявый клубок, так что я еле устоял и не сразу сумел поприветствовать нашу гостью — невысокую хрупкую девушку с пышной светлой косой. На левой руке она несла корзину с цветами, а в правой держала кожаный поводок, привязанный другим концом к ошейнику собаки и непостижимым образом успевший запутаться вокруг моих ног. Ума не приложу, как мне удалось протянуть ей трость и не грохнуться.
— Какое счастье! — воскликнула Нидия. — А я думала, что забыла её в таверне. Не хотелось бы туда лишний раз возвращаться. Снупус, конечно, меня очень выручает, но иногда с ним нет никакого сладу!
— Что же тебя сюда привело, дружок? — поинтересовался Олинф, помогая цветочнице сесть на перевёрнутую корзину и устроиться поудобнее. — Может быть, оковать твою трость железом? Или ты хочешь послушать об апостоле Павле?
Нидия отрицательно покачала головой.
— Меня прислали жрецы храма Изиды. — При этих словах Олинф неодобрительно поморщился, но промолчал. — Однако прежде я должна поведать вам одну историю, — продолжала девушка, — вернее, предание. Жрец Кален велел мне пересказать его слово в слово, как оно записано в папирусе, потому что иначе я не смогу объяснить моего поручения. Вы знаете, даже Арбак до недавнего времени в него не верил, а теперь… Впрочем, я, наверное, лучше начну по порядку.
Олинф нахмурился ещё сильнее, потому что египтянина Арбака он жаловал даже меньше, чем богов, которым тот поклонялся. Что же до меня, то я не мог скрыть восхищения: хоть я к тому времени и раздумал становиться жрецом, но древние предания о богах Египта по-прежнему захватывали меня. Поэтому, выпутавшись, наконец, из поводка, я устроился на полу и приготовился слушать, а Нидия, положив руку на кудрявые уши притихшего Снупуса, неторопливо повела рассказ.
— Много есть свидетельств о чудовище храма Изиды в Мемфисе, но, поскольку Помпеи стали второй родиной для святынь этого культа, то жрецам и прихожанам надлежит знать: нет столь тяжкого проклятия, коего нельзя было бы искупить молитвой и щедрыми жертвоприношениями.
Да будет вам известно, что в годы правления Тутанхамона верховным жрецом храма Изиды был Яхмос, сын Имхотепа, и этот Яхмос прослыл столь ярым ревнителем богини, что имя его снискало недобрую славу во всём Мемфисе. Всю свою жизнь он подчинил одной лишь мысли: что хорошо для храма, хорошо и для остального мира, — и вскоре дошло до того, что он окончательно перестал считаться не только с чужими, но и с близкими, и оттолкнул от себя всех, кроме нескольких молодых жрецов, привыкших ловить каждое его слово, не задумываясь над их смыслом.
Случилось же так, что однажды Яхмос встретил на берегу Нила молодую чужестранку, и она внушила ему такое восхищение (если в его душе ещё оставалось место для подобных чувств!), что он тут же предложил ей принести священные обеты и сделаться жрицей Изиды. Однако девица держалась верований своей родины, а возможно, её отпугнула его мрачная настойчивость — но, так или иначе, она отвергла его предложение. Тогда, проследив за ней до дома, в глухую ночь Яхмос со своими учениками выкрал её прямо из постели, принёс на носилках в храм, запер в уединённом покое, а сам удалился в главный зал, дабы принести жертву и заручиться благосклонностью Изиды. Страх перед могуществом богини толкнул девицу на поступок, на который отважился бы не всякий смелый и ловкий мужчина: она выбралась наружу через окно под крышей, спустилась вниз по плетям дикого винограда, увивавшего колонны храма с южной стороны, и побежала вдоль берега Нила к отчему дому.
Тем временем Яхмос завершил обряд и вернулся к пленнице, надеясь, что заточение прибавило ей сговорчивости, но обнаружил, что клетка опустела и птичка вылетела на волю. — Лицо Нидии осветилось лукавой улыбкой, но почти сразу же вновь помрачнело. — И тогда его обуяли тёмные силы. Словно забыв о покровительстве Изиды, которой ещё недавно возносил молитвы, он при учениках поклялся отдать своё тело и душу во власть Сета, если ему удастся вернуть беглянку в храм. С этими словами он выбежал во двор, сам заложил колесницу и, нахлёстывая коня, бросился в погоню.
Когда ученики Яхмоса уразумели, что задумал их наставник, они встревожились и поспешили за ним. Не успели они выбежать за городские стены, как мимо них промчалась взмыленная лошадь — без колесницы, с оборванной упряжью. Объятые страхом, молодые люди двинулись по её следу и вскоре у берега реки наткнулись на разбитую колесницу. Беглянка точно сквозь землю провалилась, а внизу, возле кромки воды, замертво лежал Яхмос.
И тут, — голос Нидии задрожал, — волосы встали бы дыбом на головах у учеников, не будь они обриты наголо. Над бездыханным телом жреца стояло страшное чудовище — огромный, чёрной масти остроухий зверь, сходный видом с собакой или шакалом, но величиной с молодую львицу. Чудовище повернуло к ним свою клыкастую пасть и сверкнуло горящими глазами.
Никто не помнил, как вернулся домой. Но один из учеников наутро умер, двое других лишились рассудка, а остальные навсегда покинули храм, успев лишь поведать о том, чему стали свидетелями в ту роковую ночь.
Таково предание храма Изиды, дошедшее до нас из Мемфиса. Кто станет отрицать, что иных жрецов, свернувших с пути истинного служения, постигала страшная и загадочная участь? А посему заклинаю вас: вверяйте свою судьбу Изиде и не ходите мимо храма в ночное время, когда силы тьмы властвуют безраздельно.
Повисло молчание. Лишь бодрый лай Снупуса нарушил его и помог мне стряхнуть с себя наваждение. Однако, повернувшись к Олинфу, я с удивлением увидел на его широком лице выражение христианского смирения и полной покорности судьбе, как будто только любовь к ближнему заставила его выслушать эту загадочную историю до конца. Когда рассказчица смолкла, он украдкой зевнул в кулак, но острый слух Нидии тут же уловил столь сомнительный знак внимания.
— Тебе неинтересно, Олинф? — спросила она с ноткой укоризны.
— Нет, почему же, — отозвался тот. — Интересно для учёных, которые записывают басни приезжих мореходов.
— А при чём здесь Арбак? — вмешался я, ухватившись за знакомое имя. Я без труда мог представить своего теперь уже бывшего наставника рассказывающим такую легенду в кругу молодых жрецов, но верящим в неё… скорее бы уж статуя Изиды свалилась с постамента.
— Как?.. — ошеломлённо переспросила цветочница. — Разве вы не знаете, что случилось возле храма неделю назад? Об этом уже полгорода судачит!
— А-а, — протянул Олинф, — припоминаю. Но, видишь ли, мы с Антонием как раз тогда просидели два дня в катакомбах, кхм… в поисках разгадки той истории с камеями. — И подтолкнул меня под рёбра ровно за миг до того, как я собрался открыть рот и спросить: «Какие такие камеи?» Тычок вышел ощутимым, и я, со своей стороны, постарался хотя бы не охнуть, чтобы Нидия ничего не заподозрила. — Будет лучше, если ты расскажешь нам всё как есть, без слухов и сплетен.
— Я расскажу то, что мне самой известно от жрецов, — начала наша гостья. — Легенда легендой, а жители окрестных улиц действительно побаиваются ходить по ночам мимо храма Изиды. Многие слышали из-за ограды шум, а иные — какой-то тихий печальный свист… Впрочем, это как раз неважно. Главное, что Арбак — по крайней мере, до недавнего времени, — был одним из немногих, кто не придавал значения пересудам и порой оставался в святилище на всю ночь, хотя именно во двор старался не выходить.
Так вот, неделю назад вскоре после полуночи мимо храма проходил Пётр, раб Диомеда, который по какому-то делу отправился в гавань и сильно припозднился. — Тут Олинф понимающе хмыкнул и подмигнул мне: ещё бы мы не знали, почему припозднился Пётр, если сидели с ним втроём в пресловутых катакомбах! — Тебе, конечно же, известно, Антоний, — продолжала Нидия, — что возле главного входа в храм, слева от крыльца, находится довольно обширная лужайка, поросшая травой, и от соседнего здания её отделяет низенький заборчик. И прямо возле заборчика Пётр увидел неподвижно лежащего Арбака. И то вряд ли разглядел бы что-нибудь в такую тёмную ночь, да вдобавок без огня, если бы не белый плащ.
Пётр мигом перелез через заборчик и, как сумел, привёл пострадавшего в чувство. Арбак с виду был цел и невредим, но, когда он очнулся, в глазах его стояло выражение такого ужаса, будто какая-то неведомая опасность всё ещё угрожала ему. Однако что за опасность — он не мог ни объяснить, ни даже вспомнить.
На шум из храма выбежали прислужники; они увели Арбака внутрь, принесли огня и осмотрели весь двор. Вот тут и начались загадки, — Нидия немного помолчала, словно припоминая. — От крыльца до того места, где нашли Арбака, вели только его следы, причём очень странной формы — как будто он шёл на цыпочках.
Когда я представил себе жреца в белом одеянии, крадущегося в ночной темноте на цыпочках по зелёной лужайке, меня помимо воли разобрал смех — пришлось сделать вид, будто я кашляю. Спасибо, что Нидия не обратила внимания!
— А перед тем, — невозмутимо продолжала она, — Арбак довольно долго стоял возле крыльца. Именно там нашли много его следов, а ещё брошенный глиняный светильник.
— То есть на эту мысль их навели следы? — заметно оживившись, прервал Олинф.
— Нет, я думаю, скорее светильник. Ведь всё масло в нём успело сгореть — насколько я поняла, когда он упал, на плиты не вытекло ни капли, а фитиль уже погас.
— Ай да Нидия! Иным зрячим есть чему у тебя поучиться, — мой наставник одобрительно хлопнул себя по колену. — Получается, этот старый пройдоха кого-то ждал, пока не остался без огня, а потом что-то заставило его пуститься наутёк — неужели, дорогой мой Антоний, ты и вправду подумал, что Арбак будет в темноте к кому-то подкрадываться на цыпочках? Да притом побежал он не в храм, который был у него прямо за спиной, а куда глаза глядят, через лужайку.
— Может быть, то, от чего он убегал, пришло как раз из храма? — предположил я.
— Нет, точно не оттуда, — возразила Нидия. — В ту ночь поблизости оказался ещё один свидетель — вернее, свидетельница… одна из жриц Изиды. Наутро она сообщила, что видела огромную светящуюся тень с острыми ушами и хвостом, которая бесшумно перепрыгнула через главные ворота во двор. От этого зрелища её охватил такой ужас, что она бросилась бежать и больше ничего разглядеть не успела.
«Бедняжка! — подумал я. — Хорошо, что не Иона натерпелась такого страха. Уж я бы им показал, как пугать мою сестру!»
— Раб, жрица и светящаяся тень, — задумчиво, с расстановкой повторил Олинф. — И жрец, напуганный до беспамятства. Я одного не понимаю: что понадобилось этим господам из храма от меня, простого кузнеца? Если они подозревают какое-то злодеяние, так для чего в нашем городе стража?
— Видишь ли, Олинф, — Нидия помялась, перебирая край плаща, — есть некая область, где бессильны и стража, и магистрат…
— Так ты веришь, дружок, что тут могут быть замешаны дьявольские козни? — Олинф испытующе взглянул на неё и вдруг расхохотался. — Тогда я вовсе ничего не понимаю! На то ведь они и жрецы, чтобы самим находить управу на своих нечистых духов.
— Но в легенде говорится, что чудовище из Мемфиса преследует именно жрецов, — я попытался рассуждать по порядку. — Может, поэтому они и не могут с ним справиться?
— Вот! — взволнованно перебила Нидия. — Вот почему им и нужен именно ты, Олинф! Всем Помпеям известно, что никто лучше тебя не умеет изгонять силы зла!
Надо было видеть лицо моего наставника в эту минуту — как будто он налетел на невидимую стену.
— Кхм… — он прокашлялся, — я, конечно, борюсь с языческими демонами по мере моих скромных сил, но жечь ароматические палочки и плясать с бубном… Ты уж прости, Нидия, только сдаётся мне, эти твои жрецы что-то не договаривают. Ни одна тень, даже светящаяся, не напугает Арбака настолько, чтобы он сам всерьёз поверил в выдумку для доверчивых прихожан, да вдобавок обратился за помощью именно ко мне. Не верю я в такие случайности.
Наша гостья ответила не сразу, будто сомневаясь в том, что собиралась произнести вслух. На помощь вновь пришёл пёсик: он громко тявкнул и поскрёб передней лапой воздух.
— Ты прав, Снупус, — согласилась Нидия. — Есть одна вещь, о которой не знает никто, кроме Арбака с Каленом и меня. Дело в том, что именно я её и обнаружила…
— Ты? — от неподдельного удивления у меня глаза полезли на лоб. Чтобы слепая сумела отыскать улику после того, как целая толпа вполне зрячего народа наверняка прочесала каждый скрупул земли вокруг храма — такое просто в голове не укладывалось!
— В то утро я пришла продавать цветы раньше обычного, — рассказывала между тем Нидия, — и удивилась, как тихо кругом. Обычно ведь на площади с утра уже собирается народ, а тут — ни шагов, ни голосов. Я прошла через ворота на лужайку и села ждать покупателей на каменную скамью возле заборчика, о котором вам рассказывала. От нечего делать я принялась чертить по земле тростью, и вдруг её конец ткнулся в какое-то углубление. А я прекрасно помнила, что ещё накануне его здесь не было!
— Ага! — снова прервал Олинф. — А не шёл ли в тот вечер дождь?
— Шёл, — подтвердила Нидия, — и именно вечером. Зато утро выдалось ясное, и земля уже начала подсыхать. Мне стало любопытно; я опустилась на колени и обшарила полоску земли между травой и заборчиком. Там действительно были следы, свежие и очень отчётливые.
— Мужские или женские? — поинтересовался я.
Вся краска отхлынула от лица Нидии, всегда безмятежные глаза испуганно распахнулись.
— Олинф, Антоний, — прошептала она дрогнувшим голосом, — это были отпечатки лап огромной собаки!

---

С днём рождения, Николас Клэй!

Так получилось, что без вашего имени моё возвращение было бы неполным. Спасибо вам за всё - от помпейских фресок до адриатических волн!
Ну, а встретить двух Холмсов (и одного Пуаро для ровного счёта) - это надо уметь!

Гори, огонь, гори Тема: Кино Автор плэйкаста:Джек_Стэплтон Создан: 14 сентября 13:13

---

Здравствуй, осень

Вчера поверхность пруда так маняще искрилась под солнцем, что мне не понадобилось себя мотивировать.
Сегодня за окном шуршит дождь, и я думаю о том, как приятно будет раскрыть зонтик и шагать под дождём в синематограф.

АПД: Нет, хоть я и оптимист, но присоединюсь к  Эрна_: осень в этом году явилась не как леди, а как дурно воспитанный канадец, забрякнувшись с ногами на стол. Вместо уютной прогулки под зонтиком пришлось всю дорогу придерживать руками капюшон, потому что зонт при таком ветре бы запросто вывернулся. Я уж молчу о конторе. У них просто чутьё - присылать заказы, когда вот, пожалуйста, не надо.
Нет уж, вернусь на вечер в лето, хотя бы мысленно, тем более я ещё фотографии не все разобрал.

Что новенького, кроме погоды?

Кое-что с 9 сентября. Я был так воодушевлён собственной отчаянностью и приручением бабочки, что забыл про птючек из Кормушка-хауса. Сразу предупреждаю - качество крайне аховое, боялся спугнуть.
Неуловимый поползень:


И более уверенная в себе девица синица:


А это было вчера, между купанием и кофе с морсом.
Рябиновая россыпь:


"Нет, отсюда я вас не потащу!"


Ещё по-летнему приветливое солнце:


Снимок, к сожалению, и наполовину не передаёт эту нежную зелень ивовых листьев:


Чёрт бы побрал их кофе и радиоприёмник, но местечко уютное и в самый раз для конфиденциальных бесед:


А ещё я вчера видел крапивницу, и вот бы кому попасться в объектив, так нет же, спряталась в кроне клёна! Как будто знала, что я спешу на встречу!..

запись создана: 17.09.2018 в 12:29

---

 Таурия, с днём рождения! Пусть жизнь дарит больше впечатлений и меньше разочарований!

---

С днём рождения, Zoief!

Пусть сбудется всё, о чём мечтается! Побольше добра под солнцем и неба безоблачного, как один так хорошо нам знакомый взгляд!



И поздравление из Девоншира:
- Холмс, вы, честное слово, напросились.
- Пишите, Стэплтон, пишите! В день рождения положено играть на гармонике!

БАЛЛАДА О ТАЛЬЯНКЕ ИЭНА РИЧАРДСОНА



На гримпенской поляночке,
Дугою выгнув бровь,
Сам Шерлок на тальяночке
Играет про любовь:
Про то, что чувства Генрины
Бедой ему грозят,
Что планы за легендами
Преступные стоят.

Играй, играй, доказывай,
Тальяночка, сама,
Меня, голубоглазого,
Своди с ума!



Когда, для виду слившийся,
Он в Лондон уезжал,
План хитрый оценивши мой,
Мне сдаться предлагал.
Толкнул меня не Хьюго ли
Шутить некстати с ним:
"Когда пожмёте руку мне,
Тогда поговорим!"

Играй, играй, доказывай,
Тальяночка, сама,
Меня, голубоглазого,
Своди с ума!



В тумане без тальяночки
Я Холмса не подбил
И от такой подляночки
В трясину угодил!
Кричит мне Холмс: "Послушайте!
Не в приговоре суть,
А руку, в крайнем случае,
Согласен протянуть!"

Играй, играй, доказывай,
Тальяночка, сама,
Меня, голубоглазого,
Своди с ума!