Тот самый, который не побоялся to boldly go навстречу звёздным просторам - английским легендам - и даже логике лейтенанта Коломбо! С днём рождения Уильяма Шатнера и LLAP!
Свежий кадр с гримпенским Биллом: "Боооська, ну куда мне столько подарков?"
Название: Лицо в зелени Автор:Jack Stapleton Бета:Xenya-m Версия: фильм "Собака Баскервилей" (1983) Размер: мини, 1413 слов Пейринг/Персонажи: Джек Стэплтон/Лора Лайонс, упоминается Джеффри Лайонс Категория: джен, гет Жанр: AU, missing scene Рейтинг: G - PG-13 Краткое содержание: О том, где Джек Стэплтон нашёл идею раскраски для своей собаки. Примечание/Предупреждения: Имя художника Лайонса придумано создателями фильма.
читать дальшеМансарда всегда была вотчиной Джеффри, ею и осталась. С того самого дня, как он собрал вещи и без лишних объяснений хлопнул дверью их домика в Кумб-Треси, Лора больше никогда туда не поднималась. Вовсе не потому, что ключ он увёз с собой — ну что такое ключ, если деревенский слесарь в два счёта сделает новый, стоит только захотеть? Но Лора именно не хотела. Она и так знала, что увидит там: сваленные у стены подрамники, разбросанные по полу кисти, тюбики с красками, огрызки сигар, скомканные клочья эскизов. Толстый слой пыли на всех поверхностях. И неистребимый запах скипидара, бренди и табака. Запах человека, которого она когда-то любила. Запах, снова и снова наполнявший её сердце стыдом, досадой — и болью.
Боль, правда, притупилась, когда в её жизнь понемногу вошёл Джек Стэплтон. Он курил совсем другие сигары, и пахло от него кофе, эфиром и горькими болотными травами. Он, впрочем, тоже не делал священной коровы из всевозможных приличий: мог, например, заляпать коврик в холле свежей торфяной грязью, завернув к Лоре прямо из потаённого уголка Гримпенской трясины, или забраться среди ночи в окно, бросив ей весело и небрежно: «Без паники, свои!»
А ещё Джек никогда не упоминал имени Джеффри Лайонса.
И тем неожиданнее была просьба, с которой он обратился к ней однажды утром. Они только что выпили кофе, и Лора убирала со стола — не спеша, оттягивая момент прощания. Хотя внутренний голос подсказывал, что надо всё-таки… не честь знать, какая уж тут честь, но, по крайней мере, иметь совесть. Для всех Джек отправился в Эксмур за книгами, а ревнивую Бэрил по секрету предупредил, что собирается ограбить банк в одном из западных графств. Однако даже грабителю приходит время возвращаться домой.
Джек выглянул из недр глубокого плюшевого кресла, ядовито-зелёного и невероятно мягкого («Век бы из этой трясины не выбираться!» — шутил он в своей неподражаемой манере), и поинтересовался:
— А у тебя не осталось красок?
— Красок? У меня? — Лора растерянно уставилась на него; лишь через минуту до неё дошло, почему он рассчитывает на утвердительный ответ.
Джек виновато покачал головой:
— Извини, не хотел напоминать про этого… троглодита. Просто мне нужны краски, и лучше всего светящиеся.
— Нет, светящихся нет. — У Лоры перед глазами вдруг отчётливо встал обшарпанный жёлтый ящик, с которым Джеффри ходил на пленэр. Нередко, подхватывая её на руки и кружа по той самой мансарде, муж опрокидывал его на пол, и из-под крышки сыпались разноцветные тюбики — жёлтые, синие, зелёные… Иногда он хватал оранжевый и прямо поверх неоконченного эскиза рисовал её профиль в короне рыжих кос. Может, ещё и сохранился на каком-нибудь холсте… А она-то, дурёха, смотрела ему в рот и таяла от восхищения. Зачем Джек вообще начал этот разговор?
— Зря я вообще начал этот разговор, — Стэплтон почти слово в слово повторил её мысли. — В конце концов, у меня не горит.
Нет уж, хватит, вдруг осознала Лора. Прятать под замок сердечную рану ничуть не лучше, чем растравлять её. Тень Джеффри Лайонса и так маячила где-то на горизонте — вот пусть там и остаётся, а под этой крышей ему больше места не будет.
— Пошли, посмотрим наверху, — решительно сказала она, оставив на столе поднос с кофейной посудой. — Только у меня нет ключа.
Джек небрежно пожал плечами:
— Вот уж сущие пустяки.
Он не преувеличивал: достаточно было лишь поковыряться в замке одним из лезвий его походного ножа. Лязгнули петли, давно не знавшие масла. Сквозь рассохшиеся ставни на грязный пол узкой полосой падал свет. В мансарде пахло точь-в-точь как и подозревала Лора: табаком, бренди и скипидаром, — но едва ощутимо, на том уровне, когда запах воспринимается не обонянием, а памятью, потому что «так должно быть». Ей почему-то представилось крыло бабочки из старой коллекции, готовое рассыпаться в прах от малейшего движения воздуха. Интересно, спросила она себя, а может ли рассыпаться запах?
Джек деловито обшаривал тот самый ящик с красками, валявшийся под столом и покрытый пушистой бурой пылью, перебирал тюбики и баночки, отбрасывая пересохшие. Лора приоткрыла ставни, прошла вдоль стен, с некоторым беспокойством высматривая в полумраке знакомые холсты. Ей почему-то не хотелось, чтобы Джек первым нашёл её профиль.
Поэтому стук, донёсшийся из-за её спины, заставил её обернуться. Стэплтон подобрал с пола небольшой этюд и, держа свою находку на вытянутых руках, принялся сдувать с неё пыль. На первый взгляд — сплошная мешанина из изумрудных, тёмно-хвойных и яблочно-зелёных мазков, однако стоило посмотреть на него издали — и перед глазами явственно вставали заросли травы, перистые листья папоротников, тени от раскидистых ветвей, покачивающихся в высоте где-то за границами холста.
— Невероятно, — пробормотал Стэплтон, с некоторым усилием оторвавшись от рисунка. — Этот фрукт точно никогда не бывал в Центральной Америке?
— А почему ты спрашиваешь? — Лора неожиданно поймала себя на мысли, что в самом деле не знает почти ничего о прошлом Джеффри. Да и о Джеке тоже, хотя последнее её почему-то нисколько не волновало.
— Да так, вспомнилось… Мне тогда было, наверное, лет семнадцать — ну, можешь себе представить, впечатлительный юнец, начитавшийся Майн Рида и иже с ним, — а кругом джунгли! И бабочки с ладонь! Одним словом, как-то раз я ловил насекомых в лесу, забрёл довольно далеко от нашей асьенды и, понятное дело, заблудился. Но, знаешь, я даже не слишком испугался, — Джек пристроил свою находку на ободранный мольберт. — Для меня это было просто ещё одно приключение, только и всего. Тем более что неприятности, которыми оно запросто могло окончиться, я представлял себе, скажем так, весьма приблизительно…
Лора снова взглянула на этюд. Удивительно, но она почему-то упорно не видела Джека среди этого буйства зелени. Вот на фоне высокого девонширского неба и рыжего мха — сколько угодно.
— К счастью, мне хватило ума хотя бы не бегать кругами по джунглям, — продолжал Стэплтон. — Я сел отдохнуть под дерево — стыдно вспомнить, даже не догадался сперва проверить, нет ли поблизости змей! — и прямо передо мной оказались точно такие же заросли, как на рисунке. Я всё всматривался и всматривался, буквально глаз не мог оторвать, а почему — непонятно. Как будто вот это зелёное марево между ветвями меня затягивало.
Лора машинально поднесла руку к глазам. Ей показалось, или контуры кустов и папоротников на холсте вправду начали расплываться?
— И в какой-то момент я отчётливо увидел среди зарослей глаза. Не человеческие — вернее даже сказать, нечеловеческие. До сих пор помню, как меня вдруг словно пригвоздило к земле и по спине пробежал холодок. При этом глаза — если можно так выразиться — смотрели не на меня, а прямо сквозь меня. А постепенно вокруг них сложилось лицо. Тоже нечеловеческое и очень злое. И вот тут… наверное, мне сделалось до того страшно, что я больше не смог сидеть и смотреть. Вскочил на ноги и на секунду потерял его из виду. А когда снова глянул в ту сторону…
Лора охнула и невольно отстранилась от мольберта.
— Там больше ничего не было, — закончил Джек и рассмеялся. — Никакого лица.
— Но ты всё-таки что-то видел? — Лора, пересилив дрожь, наклонилась к самому холсту и попыталась всмотреться в него, однако рисунок снова распался на множество зелёных мазков.
— Бесполезно, — возразил Стэплтон. — У меня тоже не получалось, хотя я пробовал не раз и не два. Когда я пытаюсь представить себе по отдельности глаза, или нос, или оскал — ничего не выходит.
— Может, ты и запомнил не лицо, а страх, который пережил?
— Наверное, так и есть. Пожалуй, спрячу-ка я подальше этот шедевр, а то тебя кошмары замучают.
Конечно, после ухода Джека Лора долго вертела в руках странный этюд, пытаясь увидеть всё то, что — умом она и сама понимала — навеяло ему много лет назад разморённое тропическим зноем воображение. А оставив бесполезные попытки, долго, до глубокой ночи, гадала, как же вышло, что нарисованный Джеффри пейзаж настолько похож на зрелище, так прочно отложившееся в памяти Джека. И нет ли тут знака судьбы — а если не судьба, тогда что же?..
Стэплтон явился через два дня, непривычно возбуждённый и при этом неразговорчивый. Он походя скользнул губами по её щеке и, стягивая пальто, скорее потребовал, чем спросил, не оставит ли она его одного в мансарде на пару часов. Лора без лишних слов согласилась, благо дверь так и стояла незапертой, и ушла допечатывать ходатайство общинного совета деревушки Фернворси о пересмотре прошлогоднего судебного решения по иску Френкленда.
Джек не спустился вниз и через три часа, и Лора, движимая вполне понятным любопытством, поднялась к нему сама. Ещё на лестнице её встретил знакомый запах разведённой краски, и ей снова вспомнилось, как Джеффри кружил её по мансарде, разбрасывая тюбики. Джек сидел на табурете, вытирая руки, а на мольберте сушился старый эскиз в зелёных тонах. Вот только теперь…
Теперь Лору по-настоящему передёрнуло. Казалось, художник добавил к рисунку всего несколько линий — но листья и ветви сами собой сложились в очертания морды крупного остроухого зверя. Белые блики на папоротниках предстали обнажёнными в знак угрозы клыками, а две жёлтых точки в зелени обернулись парой злобных глаз. Не вполне собачьих, но уж точно не человеческих.
— Значит, это была собака? И ты вспомнил?..
— Не совсем, дорогая, — Джек улыбался довольно, как грабитель возле вскрытого сейфа. — Я кое-что нашёл.
Не могу сосредоточиться. Вовремя не отправил письмо (в слове "отправил" только что выскочила буква "п"). В голове кавардак, как будто там безобразничает стайка снупобосек. Работы не продохнуть, а я не могу углубиться. "Всё лучше, чем учителем в Йоркшире!" (с)
Нашёл мориартину тучу фотографий на тему гранадовской версии: Смотреть здесь Там много шикарнейшего Фолкнера, но всё портят водяные знаки. Боюсь, регистрация вряд ли поможет. Ну, если только превью скачать - на аватарку. Ну Шлиман же!
На самом деле я никуда не умираю. Даже наоборот. От усталости, наверное, меня особенно накрывает эйфория. Мне не спится. Мне тревожно и хорошо. Я мистер Дарси с колдовским озером внутри самого себя. И я не пьян. Завтра бюджет снова будет писать сюжет, но эти часы в наушниках пока мои.
Смотрел судебное шоу, много думал. История такая: один джентльмен пропал без вести и вроде как сразу всплыл хладным трупиком. Но трупья вдова (с) была хитрая и не опознавала его, пока не умерла его денежная родственница. И именно тогда мадам наконец-то объявила мужа покойничком и путём наследственной трансмиссии хапнула себе всё наследство. Другие трупьи наследники пытались заставить её делиться - но эх. Честно говоря, я до последней минуты ждал, что наш покойничек войдёт в зал и крикнет "Ого-го!". Увы, не тот жанр. Это только у нас можно воскреснуть на запах наследства.
Изначально не планировалась на ФБ и вообще само пришло.
Иногда мы одно забываем - И фамильный пергамент не в счёт, - Что без Хьюго легенд не бывает, Что проклятье само не придёт!
Гляжусь в портрет, как в зеркало, - до головокружения, И вижу в нём судьбу свою, и думаю порой: Не всё же повторяется в зеркальном отражении - Предание преданием, а замок будет мой!
На два голоса слышится, мнится Сквозь туман: "Добеги! Доплыви!" Но была и у Хьюго девица - Ведь проклятия нет без любви!
Гляжусь в портрет, как в зеркало, - до головокружения, И вижу в нём судьбу свою, и думаю порой: Не всё же повторяется в зеркальном отражении - Предание преданием, но мне не быть едой!
И когда ухожу я, прощаясь, Из тумана к вам руку тяня, Вы поверьте, что я возвращаюсь - Ведь предания нет без меня!
Гляжусь в портрет, как в зеркало, - до головокружения, И вижу в нём судьбу свою, и думаю порой: Не всё же повторяется в зеркальном отражении - Предание преданием, а я ещё живой!
ФБ заканчивается, и, честно говоря, эта зима далась мне тяжелее всех предыдущих. В прошлом году хотя бы не понадобилось тратить на работу время, столь необходимое мне для Зелёного Кролика. "В санаторий мне нужно, Пендальф, на воды целебные". "У господина Атоса что-то пошаливает печень". Сегодня, когда я сел за пустячный перевод, меня начала бить трясучка. Я и не предполагал, что во мне накопилось столько усталости. А вечером я едва не лишился предстоящих выходных. И согласился бы лишиться, если бы не Ситх Комнатный. Ей ещё нужен присмотр. Сегодня она уже не плачет от боли, ест и отсыпается. Но ситуация всё-таки деликатная. Я слишком хорошо помню, как бедный Эдя разлизал себе шов и ему вызывали вета на дом.
Стерилизовали Милку. Из операционной её вынесли практически очнувшейся, а сейчас она уже пытается вывалиться из корзинки и ковыляет по полу аки Дарт Вейдер на новых ногах.
Не знаю, почему, откуда пришло и с какого перепою. Моя старая мантра выживания - "Мне травы с тортом никто не давал" - недостаточно оптимистична на данном этапе. Видимо.