Какой бы большой ни казалась твоя маленькая радость, она маленькая и потому вдвойне, втройне, в сто раз оскорбительна для большого горя. По поводу радостей - это я о себе.
Стенки у кошачьей коробки низкие, что поделаешь. Мы-то думали, что первым из неё в широкий мир вылезет Генрих. Он всё утро карабкался на стенку с упорством одного небезызвестного барона. Ан нет. Первенство осталось за Шлагом. Он всё-таки перебрался через Альпы и шмякнулся нам в ладони.
Крохам исполнилась неделя. Они уже не такие уж и крохи - у маминого животика им понемногу становится тесновато. Глазки ещё не открылись, но постепенно отвердевают ой-ой до чего острые коготочки.
Я не суеверен, но написать решился только сегодня, когда закончились капельницы. Фаину стерилизовали из-за опухоли в матке. К счастью, молоко не пропало и, снимая верхнюю часть попоны, мы позволяем ей кормить детей. А эти растут как цены на омнибус!
Самый удивительный подарок сегодня нам преподнесла жизнь в лице Фаины. Четыре клубочка, чёрно-белые, как старые фильмы, устроились под её боком. Старший малыш родился чёрненьким, деловитым и молчаливым, и мы назвали его Штирлицем. Позывной - "Максик". Номер второй, чёрно-белый, напротив, пищал за себя, за братьев и сестрёнок, как радиостанция. Мне почему-то кажется, что это девочка. Ну, за писк её и назвали Радистка Кэт. Позывной - "Кэт". Номер третий, серый, шёл долго и трудно. Мы даже не знали, как его назвать, пока не увидели, как он упорно штурмует мамино пузико. У меня непроизвольно вырвалось: "Пастор совсем не умеет ходить на лыжах!" Вот он и стал Шлагом. Позывной - "Фрицик". Дополнять комплект Плейшнером не хотелось... и когда появился номер четвёртый, я вспомнил про Alter Ego, и самый светлый, бело-серый, стал Генрихом Шварцкопфом. Позывной - "Гена".
Тон предыдущих записей меня не вполне устраивает. Я же знаю, что страницы перевернутся одна за другой, и немецкий язык забьётся в свою скорлупу до следующего раза, любезно оставив мне кофе по-бременски и миндальные звёздочки. Я собрался, я могу, я уверен? Уверен.
Обрывки песен приходят редко, когда я бросаю работу и выхожу из дома. Они обычно одни и те же, то почему-то не складываются в одно целое. А времени у меня пока sehr, sehr wenig.
Моя рабочая комната - раковина сумасшедшей улитки. Улитки вообще не мой профиль. Внутри улитки заблудиться не сложнее, чем в Гримпенской трясине без вешек. Снаружи улитки - совершенно ненормальная весна, которая ещё не решила, можно ли ей уже называться летом. Снаружи бабочки, одуванчики и акварельное небо. Внутри улитки - кофе, шоколад и немецкий язык. И кусочек того самого неба, чтобы можно было хотя бы увидеть, как Барон без меня разгоняет облака. Скоро 32 мая.